Волшебный стрелок
Шрифт:
Канцлер молча кивнул головой и прошел дальше по залу. Он двинулся мимо фотографии затейливо перетянутого бечевкой члена, головка которого была прибита к черному полированному столу блестящим гвоздем, не стал останавливать взгляд на лесбийской оргии в богато обставленной ванной, прошел мимо снимка облизывания двумя прыщавыми девушками конской залупы, и только мельком глянул на истомленное страстью лицо кучерявой мулатки, волосы на голове которой крепкая мужская рука собирала в тугой узел, наматывая на кулак.
Следующая работа, у которой он остановился, тоже не несла положительных впечатлений. Крупный план молодых — возможно, даже
— Скажи, тебе действительно это нравится, ты находишь это нормальным?
Олли смутилась.
— Конечно, автор работы шокирует зрителя, но именно этим приемом он хочет привлечь наше внимание. Сделать все для того, чтобы человек остановился и задумался, чтобы у него возникли вопросы.
— Да какие тут, черт меня подери, могут возникнуть вопросы? Это же издевательство, налицо явное издевательство над человеком!
— Вот именно! Он и хотел показать нам, что происходит издевательство над человеком. Женщина, в силу своей слабости, в нашем обществе мужчин, становится объектом сексуального насилия, порабощения, ее уродуют и загоняют в отведенные жесткие рамки! Мы до сих пор ощущаем это прискорбное явление половой дискриминации, хотя, казалось бы, уже прошли сотни лет, как женщины добились равных прав с мужчинами, но закон так и не начал работать в полной мере! До сих пор большинство важных решений в нашей жизни происходит благодаря узурпировавшей власть кучки женоненавистников. Из числа консулов за последние пятьдесят лет были выбраны только одиннадцать женщин, а на место канцлера ни разу не избиралась ни одна, хотя за это время было очень много ярких и харизматичных личностей, которые бы могли стать прекрасными кандидатками на этот высокий пост.
— Постой, ты говоришь о другом, давай оставим политику в стороне. Поверь мне, у тебя нет шансов победить в этом споре со мной. Я спросил тебя о другом: какое отношение эта мерзость имеет к искусству?
Дедушка указал рукой на снимок в ожидании ответа, люди вокруг замолкли. Олли задумалась на минуту и сказала:
— Это и есть сила искусства — в иносказательной форме донести до нас ужасы неравноправия в человеческом обществе, желание одних людей подчинить и быть выше других, поставить их в зависимое положение…
— Постой, где ты это увидела? Я вижу лишь то, что здесь уродуют тело, какое это имеет отношение к нашему обществу?
Старик обвел рукой всех окружающих его людей и продолжил:
— А вы все ходите, смотрите на это безобразие, пропаганду насилия и мерзкую безвкусицу, и пытаетесь восхищаться каким-то непонятным скрытым смыслом, которого там нет!
В этот момент Олли погорячилась и забыла на минуту, с кем разговаривает:
— Не все так просто. Человеку с улицы нельзя это так легко понять. Дедушка, я понимаю твое раздражение, здесь используются сильные художественные приемы, сама суть идеи оголяться и подается в гипертрофированном виде, чтобы это понять, нужно иметь некоторый опыт, культуру, понимать, на чем основывается то или иное направление, что лежит в основе…
— То есть я, по-твоему, некультурный человек с улицы, необразованный,
Тут при этих словах подорвался распорядитель выставки. Всплеснув руками, он беспокойно затарахтел:
— Нет, что вы, как вы могли подумать! Уважаемый канцлер, просто, возможно, ваша внучка не так выразилась. Она хотела сказать, что нужно особое состояние души, некоторая легкость в суждениях, чтобы чувствовать себя среди этих образов как рыба в воде. Гении — они такие… порой ставят такие сложные, как правильно сказала госпожа Олли, образы, что для восприятия обычным человеком нужна подготовка, время для того, чтобы подобная атмосфера свободного полета фантазии приняла вас полностью. Я тридцать лет занимаюсь этим направлением и, должен сказать, не всегда точно определяю тон некоторых работ. Вот, к примеру, пользуясь моментом, хочу представить вам следующий шедевр и его автора с юной музой…
К канцлеру подвели крепыша средних лет, с седым ежиком густых волос. Фотограф был одет в изящный костюм, который украсил наградой на лацкане пиджака. Цепкая память старика без помощи нейросети подсказала ему фамилию этого человека, которого он лично награждал несколько месяцев назад за вклад в развитие искусства. Он не мог судить о его истинных заслугах, поскольку физически не был способен проверять весь предложенный помощником список кандидатов — дела были и поважнее. Теперь ему выпала возможность увидеть старания труженика культуры своими глазами. Распорядитель рассказал, что кроме шедевров прошлого на выставке присутствуют лишь две работы современных авторов. Лучшие из лучших. И высокохудожественный снимок Варта носит лаконичное название «Плоды любви», насладиться просмотром которого он и предлагает.
На краю мягкого кожаного кресла, подложив под себя ноги, сидела молодая мужская задница, ее очко зияло после секса и вспухло лиловыми буграми по краям, из дыры тянулась струя липкой спермы, капая на безволосую мошонку, а с нее на сморщенную розовую подошву ног юноши. Канцлер побагровел от ярости.
— Дерьмо собачье это, а не плоды любви! Где ты тут любовь увидел?
Крепыш вздрогнул от крика канцлера и недоуменно посмотрел по сторонам, старик же сильно ткнул его пальцем в грудь и спросил:
— Ваша мать еще жива?
— Да.
— Тогда очень жаль, что она может видеть это, приношу ей свои искренние соболезнования! Дожить до того, чтобы понять, что ее сын — дегенерат, это, вероятно, было для нее очень сильным ударом!
Фотограф промолчал, а Олли посмотрела на стоящего рядом с ней юношу, разодетого как кукла, с красивой прической, чистым лицом, пухлыми розовыми губами и бирюзовым цветом глаз. Она зарделась, залюбовавшись на его красоту, и тут же подумала о том, что, к сожалению, тот явный гомосексуалист, раз слишком следит за собой. Парень поправил изящным пальчиком завиток волос за ухо, в котором торчало сразу три серьги, и надул обиженно губки. Ему не нравился разнос канцлера, который тот учинил его дорогому дяде. Крепыш долго о чем-то переговаривался со стариком, они жарко спорили, а потом фотограф громко сказал: