Волшебный стрелок
Шрифт:
— Мне кажется, я никогда не смогу понять эту загадочную женскую душу…
Стойкий холостяк и отпетый женоненавистник коллега Трурль после этой фразы так оглушительно зевнул, что снова у него заклинило челюсть. Инженер был подобен сапожнику без сапог и уже несколько лет не мог починить застарелую поломку, ограничиваясь, как всегда, резким ударом с локтя себе в висок. После чего его серебристые гляделки даже прослезились на секунду, а сам Трурль припал к горлышку фляги, отпив пару глотков дорогого сорта машинного масла, смазывая проклятый сустав и катая дивный ароматный букет на языке. Наконец, он кивнул подбородком, призывая продолжить печальный рассказ.
— И ведь так хорошо ухаживал за ней, ты не поверишь, она была для меня просто начинающей богиней! И так все плохо кончилось…
— Я что-то запутался, просвети меня, перед кем ты на этот раз преклонил ноги и что там за дивную принцессу омрачил? Меня прям-таки грызет червь недоверия, истинно ли эта дева из числа высокозамененных джоре?
Клапауций часто и очень искренне влюблялся, это было уже не однажды на памяти его друга, но каждый раз что-то происходило не так, и ему приходилось порывать связь, а потом находить утешение в жалобах товарищу на превратности судьбы. Конструктор Трурль уже свыкся с этой ролью жилетки для слез, и даже находил в этом какое-то успокоение и дополнительную причину для стойкости своих взглядов. Тем не менее товарищ никогда не рассказывал о своей связи, пока она не была порвана, и таким образом он еще не знал, с кем на этот раз обломался его незадачливый коллега. Вот и сейчас его профиль и фасад лица все больше покрывался загадками, что и прорвало брешь в ранее прочной плотине конфиденциальности Клапауция.
— Анна-Тереза-Мария-Динамо из отдела статистики…
Друг ухнул, и с сильным хлопком обратной стороны ладони ударил по колену левой задней ноги.
— Что, эта вертихвостка из отдела статистики, с тремя сиськами и модными нынче надутыми медными булками?
Клапауций печально вздохнул — ему доставило огорчение воспоминание об этих навсегда утраченных прелестях — и он добавил немного расстроенным, с небольшими нотками восторга в голосе:
— А еще у нее очень миловидный голос, и таки ушки, которые совсем не длинные, а только в самой верхней части чуть удлиненные сантиметров на семь… и прекрасная дуделка вместо носа…
— Ну, одной дуделкой сыт не будешь… Не пойму сразу, что ты нашел в этой прошмандовке, она же злая на язык, как дюжина чертей, неужели ты не видел, в какое пекло лезешь?
— Не злая, а остроумная.
— Это поначалу остроумная, пока говорит о других, а как поживешь с такой бок о бок пару месяцев, так узнаешь, на кого она это жало выпускать начнет, превратив в подушечку для булавок! Неужели ты не чувствовал опасность за свою жизнь?
Клапауций развел клешнями в стороны.
— Сам не пойму, такая страсть, так меня к ней тяготило…
— Тяготило его… Скажешь тоже… Наверное, потащила тебя уже в инкубатор с целью сдачи биологических образцов для продления рода, конечно, под предлогом остепениться, повзрослеть, перестать быть ребенком и взглянуть на жизнь серьезными глазами. И вот только тут ты почувствовал, что пятки уже горят ровным слоем, и дал деру! Ведь так дело было?
— Нет, не так.
— Поразительно, друг мой, тебя даже не захотели остепенить на этот раз! Ты явно делаешь успехи, так в чем же причина?
— Я жестоко ошибся в ней…
— Та-ак, коллега, продолжайте…
— У нас совершенно разные взгляды на жизнь и полное несовпадение вкусов. Ты только посмотри на эту прелесть…
С этими словами Клапауций спустил свои штаны модной ржавой расцветки и показал другу хрен с яйцами. И право слово — посмотреть было на что! Это была великолепная ручная работа: сам член состоял из дюжины частей на подвижном шарнирном соединении и имел вращающеюся в шести режимах головку, а яйца были изготовлены ювелиром, и представляли собой изящное ажурное переплетение серебренной проволоки со стеклянными колокольцами внутри. Трурль был в немом восхищении, и даже немного позавидовал такому богатству, пока не узнал, что тот не только потратил на эту обновку все свои сбережения, но еще и влез в кредит. На его вопрос, не шикует ли не по средствам его друг, Клапауций с обескураживающей прямотой ответил, что заказал новую приблуду специально для первого раза с Анной-Терезой-Марией-Динамой, поскольку не хотел ее оскорблять тем хоботком, который уже ранее испил нектар других цветков.
— Я решил, что такая необычная девушка заслуживает необычного первого раза, чтобы как в молодости…
— Ну ты и идиот…
— Не идиот, а романтик.
Трурль тем временем потребовал деталей: его заинтересовало, почему же Ромео, с таким-то богатством, был тем не менее так жестоко отвергнут его Джульеттой. Оказалось, что, как всегда, лодка, груженная доверху счастливыми намерениями, разбилась о быт. Между Клапауцием и его девушкой возникла ссора на почве того, кто кого должен заводить. Анна-Тереза-Мария-Динамо считала, что для такой красотки, как она, достаточно и того, чтобы упасть на спину и раздвинуть свои стройные ноги, ее партнер должен был быть без ума от такого счастья и не домогаться большего. Но удалец Клапауций, как любовник опытный, бывалый, осмелился намекнуть на ее холодность и предложил подумать о прелюдии, которая бы помогла ему завестись.
— Ты в первый же вечер решил предложить девушке что-то неприличное?
Коллегу Трурля позабавила его напористость: он считал, что его друг не стал бы делать таких поспешных и необдуманных шагов. Но Клапауций гордо выпятил грудь, и потянул за кольцо на левом соске, выдвинув за него небольшой ящичек и достал из него достаточно большой ключ из медной железяки. Сам он напоминал чем-то символический ключ от ворот города, был массивен, блестел позолотой, а вершина рукояти была исполнена в виде трёхлистника.
— Он что, не на электроприводе и даже не на спиртовке работает?
Удивлению конструктора Трурля не было предела.
— Конечно, нет! Честная механика в виде самой настоящей бронзовой пружины!
— Ох, ех…
Клапуаций под восторженный взгляд товарища вставил себе ключ в задницу и начал лихо, но со скрипом, зажимать пружину. Гляделки Трурля были готовы вылезти из орбиты лица. После десяти минут накручивания агрегат был готов к бою, что Клапуаций и продемонстрировал — в «ручном» режиме, сразившись с Афродитой одной левой.
От былого восхищения не было и следа: механика была не доработана, можно прямо сказать, отличалась скорострельностью, ибо пружина дольше накручивалась, чем приводила в движение подвижные сочленения члена. Возможно, к тому же частью расход энергии шел и на встроенную музыкальную шкатулку, которая приводила в движение стеклянные колокольцы, рождая слишком тихую музыку, малоразличимую под скрип шестеренок передачи. Так приятно выглядевшая приблуда в эстетическом плане, в плане практическом терпела полное фиаско. Клапауцию тогда даже удалось уговорить красотку пару раз подзавести его, но на третий раз он вскоре получил решительный отказ в грубой форме — дама привыкла сама получать удовольствие, а не доставлять его другим.