Волшебный вкус любви
Шрифт:
Повара разбрелись по кухне, выключая плиты, протирая столы и переговариваясь вполголоса. Петар сидел с самым удрученным видом, Сречко принес телефон и устроился с ним возле окна.
Богосавец дошел до последнего столика, проводил последних клиентов и остановился посреди зала, задумчиво опустив голову. У меня болезненно заныло сердце — таким одиноким был шеф сейчас. Одиноким и… побежденным.
— Ребята! — заорал Сречко так, что я вздрогнула.
— Ты что орешь? — буркнул Ян, уронивший нож от неожиданности.
— Ребята! — Сречко пробежал по кухне, показывая
— Дай сюда, — Петар вскочил и вырвал у него телефон, пробегая открытую колонку глазами, а потом медленно сел обратно на стул.
— Что там? — спросила я, уже предполагая, что услышу в ответ.
– «Душан Богосавец — популярный телеведущий и шеф-повар «Белой рубашки» профнепригоден, — прочитал Сречко. — По последним данным, у него агевзия. Шеф-новатор потерял вкус».
В кухне стало тихо, только было слышно, как капает вода из неплотно закрытого крана.
— Нам звиздец, — подытожил Ринат. — Окончательный и бесповоротный.
Я закусила губу, поглядывая то на ошарашенных поваров, то на Богосавеца, который все еще стоял в зале.
Да, богиня Кулина скорчила еще одну гримасу. И очень выразительную.
17. Волшебный вкус любви
Ресторан закрыли на две недели до окончания санпроверки. Кухня была опечатана, на втором этаже травили мышей, и мне пришлось перебраться в комнату на третьем этаже по распоряжению Богосавеца.
Богосавец пропадал где-то, и я совсем не видела его.
Главный вход закрыли, и я выходила из ресторана через внутренний двор, чтобы купить поесть и прогуляться.
Персонал отправили в отпуск на две недели с сохранением заработной платы, хотя Алексей Аркадьевич ворчал, что можно было отправить всех в отпуск без содержания ради экономии средств.
Ресторан и в самом деле много потерял — пришлось отменить бронь, вернуть деньги на счета. Но не это было главной потерей. Основной удар был нанесен репутации ресторана. Стоило забить в поисковик «Белая рубашка», как сразу выскакивала статья о крысах в кладовой и фотографии в тему.
Я не слишком разбиралась в ресторанной политике, но понимала, что это было настоящим крахом. Даже если мы пройдем проверку, вряд ли клиенты захотят прийти в ресторан, где бегают крысы.
Шеф не показывался, и я страшно ругала себя за то, что не открыла двери в ту ночь, когда Богосавец стучался в мою комнату. Мне надо было поговорить с ним тогда. Чтобы он не чувствовал себя одиноким.
Хотя, с чего я решила, что он одинок?.. Наверняка, у него много связей, много влиятельных друзей… Шеф и Лёлик что-нибудь придумают, выкрутятся. В конце концов, как говорил Богосавец: любой скандал — это тоже пиар. Это сработает. Должно сработать.
Но всё же, как мне хотелось увидеть шефа…
На пятый день я возвращалась в ресторан, купив на ужин куриное филе, молоко и хлеб, и увидела полоску света на стене напротив кабинета Богосавеца.
Он здесь!..
Я почти подбежала к кабинету и толкнула дверь.
Кресло шефа было пустым, но кто-то рылся в нижнем ящике стола, невидимый за столешницей. Услышав, как скрипнула дверь, этот кто-то замер, и я мгновенно насторожилась.
— Кто здесь? — позвала я с опаской.
Над столешницей показалась круглая голова Лёлика, и я с облегчением вздохнула. Всего лишь Лёлик. Ничего страшного.
— Шефа нет? — спросила я, стараясь говорить равнодушно.
— Нет, — ответил Лёлик и вылез из-за стола. — Еще на что-то надеется, идиот.
Мне не понравилось, как он говорил. И не понравилось, что он слишком суетливо отряхнул ладони, словно я застала его за чем-то предосудительным.
— А вы для чего пришли? — спросила я не очень приветливо.
— Так, заглянул, — пожал плечами Лёлик. — Забрать кое-что, — он поправил косо висевшую «бабочку» и усмехнулся. — Всё, ресторану крышка. Обидно, но Душан сам виноват. А ведь всё так хорошо начиналось…
— Ничего не крышка, — ответила я сдержанно. — Всё уладится, клиенты вернутся. В крайнем случае, сменим вывеску…
— Вывеску? Боюсь, этот ресторан не спасет никакая вывеска, — Лёлик вальяжно обошёл стол, всё время отряхивая руки. — Даже если откроется, кто здесь будет работать? Поваров-то нет.
— Что? — я посмотрела на него, как на сумасшедшего. — Как это — нет? Все в отпуске, только и ждут, когда разрешат приступить к работе.
— Маленькая, наивная Даша, — Лёлик с наигранным сожалением покачал головой. — Да никто не выйдет сюда. Как там в поговорке? Сучка ищет пёсиков, а человек — бабосиков. Кому нужен прогоревший ресторан? Даже тебе не нужен.
— О чем вы говорите?
— Брось, Даша, ты всё прекрасно поняла, — он опёрся о стол, подбоченившись. — Цепляться за то, что было — это пустая трата денег. Душан не понимает этого, он далек от коммерции. Все творческие люди далеки от коммерции. И страшные эгоисты, можешь мне поверить. Хотят делать только то, что им нравиться, и чтобы бабосики сыпались. А так не бывает. Чтобы бабосики сыпались, их надо приманивать. Выманивать, — он хитровато прищурился, — заманивать.
– Вам не хватало денег, которые приносил ресторан? — спросила я, ощущая тошноту от того, как он противно произносил это противное слово — «бабосики». Разумеется, и про сучку он не просто так ввернул. Неприятный тип. А ведь когда-то я находила его даже забавным. Когда он зазывал меня на стажировку в «Белую рубашку».
Лёлик покачал головой, словно не зная, что мне ответить, а потом сказал:
— Да, не хватало. Было хорошо, но мало. Понимаешь, нельзя топтаться на месте. Надо расширяться. Один ресторан — это полный отстой. Два, три, сеть ресторанов — вот это уже что-то. Это деньги, постоянный приток денег. А Душан не хотел расширяться. Он так и топтался бы на месте. А когда топчешься на месте — это деградация.
— Он придумывал новые блюда для каждого сезона, — напомнила я. — Он совершенствовался в готовке. Невозможно сохранить качество, увеличивая количество объектов. Вспомните все знаменитые гастрономические корпорации — их филиалы гораздо хуже головного ресторана. Люди платят за бренд, а не за качество пищи.