Волшебство на грани или снежное путешествие
Шрифт:
Ничего, я приду в себя, в овраге, в ручье, весь потрепанный, и даже не вспомню об этом помутнении. Но, разве не скучно стоять здесь, возле шкафа и глупо ждать, пока это произойдет? Так что, в любом случае придется спуститься вниз. Да и, если честно, мне было любопытно, как бы жили родители вместе. Хотелось увидеть свою семь: папу рядом с мамой, счастливых, пускай даже во сне.
Я вышел из комнаты в небольшой коридорчик, ведущий к узкой дубовой лестнице, ведущей вниз. Обои в коридорчике были светлого оттенка разбавленной водой капли крови. На стенах висели фотографии из жизни моего семейства, которые заботливо были расположены в позолоченных рамочках. Рядом
На темно-красной двери соседней комнаты висела табличка с рожицей нарисованного мертвого поросёнка, под которой была ярко-желтая кривая надпись «Комната Ромы. Не входить, убьёт».
– И кто он такой? – задумчиво произнес я, начиная спускаться по лестнице.
Достигнув первого этажа и попав в прихожую, я не заметил там оленьих рогов, которыми отец хвастался, когда привел к себе домой, забрав меня из больницы. Вместо рогов там покоилась небольшая полка с головными уборами. А обувь под этой полочкой была аккуратно разложена, чтобы никто не спотыкался, когда, как в моём настоящем, об ботинки в прихожей чуть ли не запинались. Так же прихожую украшали разноцветные мамины пальто на вешалке, куртка на десятилетнего ребенка, и полированный гардероб с массивными дверцами. Значит, Рома – мой младший брат!
Я решил пройти в большую комнату, в которой, насколько помню, должен был быть камин, кожаный диван, журнальный столик с пятнами кофе, а еще полосатые синие обои с висящими на них фотографиями. Но комната изменилась. Вместо фотографий висела одна большая картина в человеческий рост, на которой изображались три оленя на фоне сияющего солнечными бликами озера. Обои были желтого, как перья только что вылупившегося цыпленка, цвета. И вообще, эта комната была очень светлая и яркая, что с непривычки могут глаза заслезиться. В камине мирно потрескивал огонек, а недалеко от него, посреди комнаты, на месте дивана, стоял огромный дубовый стол, возле которого и расположились все домашние на строгих деревянных стульях. Стол чуть ли не ломился от обилия всяких вкусностей, возглавлял список которых жареный поросёнок с вставленным в рот яблоком.
– А вот и именинник! – воскликнул мой отец, ярко-зеленый пиджак и синий галстук-бабочка смотрелись на нём очень странно. – Прошла голова? Не болит больше?
– Да, прошла, – кивнул я, проходя и занимая один из двух свободных стульев.
Хотя, она до сих пор болела.
– Вот и хорошо! – воскликнул мальчик, который приходился мне братом. У него были угольно-черные волосы до плеч и глаза, как у отца.
Я опустился на один из двух свободных стульев, между братиком и мамой, чувствуя при этом неловкость, словно это были не родные люди, а какие-то чужие, а я всего лишь проходимец.
–
– Вообще-то я двадцать первого… - я удивился, как они могли забыть этот факт, у меня даже в свидетельстве о рождении так написано.
– С тобой всё хорошо? – обратилась ко мне мама, не понимая, что у меня с памятью. – Я прекрасно помню этот день!
– Вы ошибаетесь, - упирался я.
– Нет, даже в документах это занесено. Ты же всегда отмечал свой День Рождения в правильный день, что сейчас стало не так? – ей пришлось повысить тон, мало того, что несколько минут назад у нас произошло недопонимание, оно сейчас только усугублялось.
Отец так и держал бокал поднятым, с недоумением глядя на нас обоих. Мой брат ковырялся вилкой в креветочном салате и не обращал на перепалку внимания.
– Надоело, пусть этот бред прекратится! – буркнул я, резко поднимаясь со стула, всё еще думая, что всё это мне только снится.
– Ты что, специально решил меня довести? – мама чуть не плакала, но сдерживала себя.
– Пожалуйста, тише, – отцу надоело слушать этот скандал. – Все-таки, сегодня у нас праздник, так что, я бы не советовал вам ссориться.
Даже в этом дурацком сне Прохор Мылченко строил из себя миротворца.
Я, насупившись, присел обратно на стул, ожидая тот момент, когда это нелепое сновидение прекратится. Говорят, в таких ситуациях нужно ущипнуть себя как можно больнее, ведь во сне не чувствуешь боли. Враки! Еще как чувствуешь! Так что, это не может служить доказательством.
– Эти девятнадцать лет пролетели для нас с Фолией незаметно. Вот ты уже вырос, учишься в ЧАЛИКУНе на целителя… - Отец, казалось, даже не был расстроен нашей с мамой ссорой.
Как это на целителя? Я же на ФизМаг поступил и постигаю искусство боевой магии. Ладно, главное, не сказать это вслух, а то они и так на нервах все. Это ведь сон, а в нём все может быть не так, как в настоящем. Впредь не нужно им возражать.
– А кто еще должен прийти? – поинтересовался я, глядя на свободный стул, пытаясь отвлечь родителей от произошедшего недопонимания. Может, у меня есть еще какой-нибудь родственник?
– А разве твоя воображаемая подруга еще не здесь? – удивился отец, отпивая глоток из бокала.
Я даже подавился апельсиновым соком, когда это услышал. Они ведь не считают Карсилину настоящей.
– Прохор, я же просила, без этих твоих выкрутасов! – рассердилась Фолия. – Ему полезней общаться с живыми людьми, а не с выдуманными.
Сейчас мне хотелось встать и уйти. Да, когда же я, наконец, проснусь! Но, голос Карсилины, который раздался у меня в голове, помешал это сделать. «Семён, мы не во сне» - сообщила она.