Волшебство на грани или снежное путешествие

Калямина Анастасия Олеговна

– Ты с ней слишком мало знаком, смертный, и не можешь адекватно судить.
– Сказала она, растягивая слова.

– Мне пора, - Я чувствовал себя неуютно, да и весенний месяц загородила собой дверь.

– Это она сейчас такая добренькая, святошу из себя строит.
– Апрелия игриво положила руку себе на бёдра, словно подчеркнуть хотела, какие они у неё широкие.
– Думает, мы простим и поверим.

– Пропусти, мне некогда, - Я попытался обойти её, но та упрямилась.

– Раньше в декабре наступали

лютые морозы, - Апрелия покачала головой, не переставая хвастаться своими формами, - сейчас же какая-то мутная снежная грязь с температурой минус один. Декабрина была опаснее, чем её братья. Она набрасывалась на свои жертвы, не давая пути к отступлению и замораживала их. Нет, не превращала в ледышки, как это делает Январис, а заставляла их умирать от обморожения. Бедные люди околевали,а Декабрина, которая лишала их жизни, лишь смеялась. У зимних месяцев нет чувств и эмоций, и у Декабрины их тоже не было.

– Это не так.
– Мне пришлось встряхнуть головой, казалось, будто это глюк такой, не хотелось верить тому, что слышу.

– Говори, что хочешь, но злые деяния этого месяца не станут от твоих убеждений чьими-то другими. Ты ведь не думал, с чего она такая добренькая? Почему теперь готова пятки лизать своим знакомым, которых едва запомнила?

– Хватит клеветать! Пропусти нас.

– А всё потому, что её чуть не убили родные братья, Январис с Февралием.
– Апрелия мило подмигнула мне, оставаясь на месте.
– Представляешь, какие отношения в этой семейке! В общем, что-то в мозгах у девочки переклинило, и она начала испытывать эмоции. К ней пришло осознание того, что Декабрина натворила за все годы своего существования. Это напугало бедняжку, она захотела забыть об этом, как о страшном сне, раскаивалась. Просила нас всех, остальных месяцев, принять её, но мы не согласились. За все те убийства, что она совершала ради забавы, ей нет прощения. Целой вечности будет мало, чтобы искупить это.

– Это бред.
– Тот образ жестокой холодной девочки, не желал укладываться в голове.

– Можешь верить, а можешь и нет. Симпатичный, но дурак, - Томно проговорила Апрелия, стараясь приворожить меня.
– Мне нравятся парни-блондинчики.

И подалась еще ближе, пытаясь заставить меня поставить Карсилину, чтобы освободить мне руки.

Я покраснел, её слова и движения смущали, но никакого желания флиртовать с весенним месяцем не пробуждали. Меня вообще никто не интересовал, кроме Карсилины. Почему Апрелия ведет себя так, словно является девушкой легкого поведения? Противно, мерзко. Может, какой-нибудь парень, будь до Димка, мой друг, или этот курчавый трус Тюбенций, и согласился бы с ней завести интрижку, почтя за честь подобное предложение от месяца, но мне это было не интересно. Может, Апрелия и является своего рода богиней, но ведет себя отвратительно. И её кокетливые выпады меня оскорбляют, тем более, что я с Карси. Да, Карсилина Фротгерт замороженная, да, она может не видеть и не слышать того, что говорит Апрелия, но я сам не хочу изменять своей девушке, ибо это глупо и лишено всяческого смысла. Наверное, не зря, весна в народе порой любви зовется?

– Что ты там возишься? – из-за двери высунулось недовольное личико Декабрины, и Апрелии, так старательно строившей глазки, пришлось подвинуться, дабы не быть стукнутой этой дверью по спине.

– Хотел спросить кое-что… - начал было объяснять я, но Декабрина, криво ухмыльнувшись, дала понять, что не хочет слушать, о чем был наш разговор.

Апрелия нахмурилась, принимая вид обиженной и по всем канонам продинамленной девушки, и плюхнулась обратно на скамью, встряхнув своей пышной косой. Не желая смотреть на неё, я, держа Карсилину, проник за дверь.

– Не обращай внимание, - хмыкнув, посоветовала

Декабрина, когда я входил в уютную комнату, в которой стоял большой камин из тёмного кирпича, некоторые кирпичики уже потрескались от времени. – Она пыталась тебя закадрить?

Кроме того, в комнате находилось четыре мягких кресла с высокими прямыми спинками и солидными подлокотниками, кресла эти были обтянуты красным бархатом. Посреди комнатки, напротив кресла, безобидно разместился кленовый журнальный столик с корзинкой со свежими фруктами и виноградом. Занавески да двух окнах были темно-красного оттенка и доставали до пола, так же на них проглядывался цветочный орнамент. Люстра, в которой были воткнуты два десятка не зажженных восковых свечей, висела над журнальным столиком. Надобности в лишнем свете не наблюдалось, ведь за окном была такая чудесная, солнечная погода!

– Все они, Весенние Месяцы, только об одном думают… - буркнула зимний месяц, сорвав с грозди большую круглую виноградину, которую не спешила отправить в рот.

Но меня больше настораживало не вульгарное поведение Апрелии, а то, что она сказала по поводу Декабрины. Можно ли верить этим словам? А сама Декабрина заслуживает доверия? Она в этой истории остается самой тёмной лошадкой, мотивация которой мне кажется не совсем понятной.

Я бережно поставил Карсилину возле камина, надеясь, что дружелюбный огонёк, потрескивающий поленьями, сможет одарить её теплом. А еще захотелось погреть об огонь руки, но Декабрина явно не собиралась давать мне такой возможности.

– Совет Времен Года! – выкрикнула она, теребя виноградину в правой руке.

Тут же в креслах возникли четыре женщины, возраста примерно одинакового. Одна из них, чье кресло располагалось спиной к камину, именно позади него я поставил Карсилину, да и сам встал рядом, была в платье из нераскрывшихся пузатых бутонов больших ярких цветов, поражающих самые смелые фантазии любого флориста, который с нетерпением ждал бы, пока эта красота раскроет своё великолепие красок и ароматов. Шляпка же была состряпана из листьев мать-и-мачихи и украшена её желтыми цветками. Кисть левой руки обвивал браслет из травы. Такая на каждом газоне есть в большом изобилии. Следующая женщина, то-ли сестра, то-ли её коллега, что сидела в кресле спиной к окну, была в зелёном ретро-купальнике, который больше походил на шорты, сращенные с футболкой, босые ноги утопали в мягких розовых тапках из цветков клевера, а во вьющихся темных, как жаркая южная ночь, волосах, ниспадающих на хрупкие плечи, проглядывали полевые ромашки. Женщина, что сидела перед стеной, на которой красовался портрет полосатого оленя, грациозно замеревшего в прыжке, болтала ногами в плетёных лаптях, а подол её платья был состряпан из различных листьев, гармонично дополняющих друг друга, верх же был сделан из кожи темно-серого цвета, неведомого лесного животного. Казалось, что волосы у этой дамочки мокрые, словно она попала недавно под дождь, а еще они доставали ей всего-лишь до плеч и были непримичательного мышиного цвета. Последняя женщина, сидевшая спиной к дверям, в платье, которое, казалось, состоит из ледяных осколков, а на его вороте, а так же в прическе, красовались острые ледяные шипы, имела весьма бледную кожу, практически белую, а волосы у неё были такого же цвета, как и у Декабрины. Что странно, радужка её глаз была угольно-черной, что создавало впечатление огромных зрачков, как в каком-то низкобюджетном фильме ужасов.

– Весна, Лето, Осень, Зима. – Перечислила их Декабрина, и те, довольные, что были представлены, удовлетворенно кивнули.

Зима, чей носик был весьма острым, тут же поинтересовалась:

– И зачем отрывать нас от дела?

– Прости, матушка, но дело срочное, - Декабрина картинно ей поклонилась, всё еще находясь перед столиком.

– Говори быстрее, - нетерпеливо поторопила Осень, - Ты такой дождь мне сорвала!