Вольтижеры
Шрифт:
— Прекрасный коньяк! — похвалил Евгений Павлович.
— Стараемся, — довольно улыбнулся Аркадий Михайлович.
— У меня к вам небольшой вопросик, — решил приступить к делу Евгений Павлович. — Недавно у одного налетчика был изъят револьвер системы «Бульдог».
— С характерной царапиной на рукоятке, — подхватил Аркадий Михайлович. — Всегда говорил, оружие не должно иметь никаких особых примет. Но жизнь есть жизнь. И вы, конечно, сразу же вспомнили про оголтелую собачонку, живущую этажом выше, ну, а потом и про меня грешного! Ну что ж, откровенность за откровенность. Для вас
— Но это же центральное распределение! Все зарегистрировано, ведется учет! — возразил Евгений Павлович.
— Учет! — усмехнулся Аркадий Михайлович и уже серьезней добавил: — Именно, дорогой Евгений Павлович, что учёт! Учет и контроль! Но вы не находите, что в обществе всегда есть силы, заинтересованные в циркуляции оружия?
— Прошу, господа! Кофе готов! — возвестила торжественно Ленуся.
— Перейдем в столовую! — предложил Аркадий Михайлович. — Мне Ленуся говорила, что вы к ней проявляете интерес. Я считаю, что центральная симметрия на порядок выше, чем осевая! И в данном случае это подтверждается. Женщина в центре симметрии, а мужчины уравновешивают композицию! Поэтому все связанное с оружием может иметь и корыстный интерес!
Столовая, как впрочем, и вся квартира, была выдержана в стиле «дом преуспевающего адвоката-врача-инженера начала века».
— Это, разумеется, шутка! А не попытка шантажа… Но в принципе, таким образом, может быть предотвращен стихийный захват оружия взбунтовавшимися массами! — продолжил Аркадий Михайлович, начатую мысль. — А когда концентрация оружия контролируется, тогда, естественно, ничего страшного произойти не может… И вообще мы с вами можем открутить ленту назад, ну, как в кино, и немного переиграть. С того момента, как вы входите ко мне за автоматом. Ну, как, идет? — он испытующе посмотрел на Евгения Павловича.
— Вы знаете, я придерживаюсь другого взгляда на время, историю и, конкретно, человеческую жизнь. Даже если я соглашусь на ваше, безусловно, заманчивое предложение, то к величайшему сожалению все снова будет так, как было. Нет, нет, я не фаталист, — предупредил Евгений Павлович возражения Аркадия Михайловича. — Тут дело в другом. И не потому, что это не может повториться. Совсем наоборот. Все происходящее именно повторяется. И каждый раз одинаково. Соответственно полностью стираясь из памяти. Но при стирании бывает брак. Вот нам и кажется, что все с нами происходящее уже когда-то было. Временами, конечно.
— Это любопытно… Но, увы, лишено правдоподобия, на мой непросвещенный, конечно, взгляд. Я — не интеллектуал, я — практик. Поэтому возможен, например, обмен на милицейский наган, со шнурком. Для удовлетворения какой-нибудь странной прихоти. А для чего, собственно, и жить, как, не удовлетворяя самые смешные, естественно на первый взгляд, причуды. По-моему, только так и можно сопротивляться, конечно, в какой-то очень незначительной мере собственной несвободе.
— Я должен откланяться, — произнес Евгений Павлович. — Служба-с!
— А может быть, останетесь? У нас сегодня, ну не то что бы прием, а так, соберутся знакомые, интересные люди, получите удовольствие. Будут и очень хорошие женщины.
— Женщины? — засомневался Евгений Павлович: «Может, действительно остаться?.. Пожалуй, все же не стоит…» и, приняв окончательное решение, добавил: — К сожалению! Увы!
— Ну, что ж! Тогда не смею задерживать! — любезно закончил разговор хозяин дома. — Рад был познакомиться!
— Взаимно, — не менее любезно откланялся Евгений Павлович.
5. Подпорченные всходы
«Запорожец» двигался между стандартными девятиэтажными блочными домами. Илья свернул на широкую пешеходную асфальтированную дорожку.
— Ты нарушаешь! — заметил, было, задремавший Евгений Павлович.
— Нам можно, — лениво откликнулся Илья и, сразу же оживившись, добавил: — Ого!
Впереди группа молодых парней образовывала небольшой плотный круг. Оттуда доносились женские крики, да изредка под дружный хохот взлетали вверх предметы женского туалета. Прохожие старательно огибали эту группу стороной на приличном расстоянии.
— Раздевают кого-то? — предположил Евгений Павлович.
— Да… Каких-то девиц… — подтвердил Илья, притормозив машину.
— Кажется, в данном случае мы не имеем права применять оружие… — неуверенно произнес Евгений Павлович. — Может быть, посигналить им?
— Разумно! Чтоб они подошли и перевернули машину, — ядовито продолжил Илья. — А что там, в инструкции-то было для подобных случаев? Я расписался, не читая.
— Оружие применять исключительно в воспитательных целях! — ответил Евгений Павлович.
— Это как раз тот самый случай!
Евгений Павлович вспомнил, как несколько лет тому назад он: вышел вечером во двор подышать свежим воздухом. Два молодых оболтуса из его дома нагло обшаривали карманы у какого-то пьяного мужика. Подростки тоже были навеселе. Отец одного работал в милиции. Сынишка, правда, не обшаривал, а давал советы приятелю. Евгений Павлович хотел их шугануть, но не сделал этого. Тогда еще была жива его старенькая машинка, которую и так частенько царапали. А вмешайся, ее подвергли бы настоящей обработке. Воспоминание было неприятным, в основном из-за беспардонной наглости молокососов…
Евгений Павлович вышел из машины. Снял с предохранителя автомат и спрятал его за спину.
— Эй! — закричал он. — Быстро по домам!
Никто не прореагировал. Только один на мгновение повернул возбужденное лицо.
«Видимо, все под газом…» — предположил Евгений Павлович и снова закричал:
— Кому сказано! Расходись!
Вакханалия постепенно прекратилась. Часть подонков развернулась и, не торопясь, стала приближаться к Евгению Павловичу. Дальше медлить было нельзя, и он дал короткую очередь под ноги наступавшим. После мгновенного шока все бросились врассыпную. Остались только две полураздетые, растрепанные девицы. Евгений Павлович подбежал к ним.