Воля богов!
Шрифт:
– - Ишь ты, Прометей выискался!
– возмутился Зевс, расчехляя перун.
– Гуманист проклятый!
Аид вскочил и снова начал было возмущённо причитать, но раскат грома остановил его. Молния пронеслась от перуна Зевса вниз, на землю. Громовержец сверился с ясновизором и удовлетворённо вздохнул: "Ну вот и нет Асклепия!"
Аид сел, но теперь вскочил Аполлон.
– - В чём дело?
– строго спросил Зевс.
– - Асклепий мой сын!
– - Да что ты говоришь!
– с издевательским притворством воскликнул громовержец.
– Воспитывать детей надо! Объяснять, что можно, а что нельзя. А то ведь совсем распустились! Если люди умирать перестанут, то чем же они от богов будут отличаться? Всё, собрание закончено. Налей!
– Зевс отвёл
– Да не ты!
– капризно крикнул он, отдёргивая кубок, когда его дочка Геба подошла к нему с кувшином нектара.
– Пусть Ганимед нальёт!
Мальчика Ганимеда Зевс недавно притащил из Трои на Олимп, обожествил, сделав его детство вечным, и всё никак не мог ему нарадоваться.
Отхлебнув, громовержец встал и, опираясь на плечо Ганимеда, пошёл к себе во дворец. До слуха богов донеслись его слова: "Ганимед, а ты уже когда-нибудь видел голого мужчину?"
Гера с ненавистью посмотрела им вслед.
Собрание закончилось, и боги разошлись. Один лишь Аполлон остался на месте и тупо глядел перед собой.
Удивительное дело: самый некрасивый из всех богов - Гефест, от которого даже родная мать отвернулась, был женат на красавице Афродите, а самый красивый бог - Аполлон не только не был женат, но и из всех богов, пожалуй, был самым неудачливым в любви. Отпугивало ли девушек его высокомерие, или каждая из них считала, что у Аполлона уж таких как она десятки, а у него в результате обычно никого и не было. Лишь изредка ему, казалось, улыбалось счастье, но оно было скоротечно как молния, лишь на одно мгновение освещающая черноту затянутого тучами ночного неба.
Плодом такой скоротечной любви был Асклепий - единственное воспоминание о красавице Корониде. Она любила Аполлона совсем не долго. Даже по человеческим меркам не долго. И когда она его бросила, он её убил. А теперь не стало и Асклепия.
На бессильно повисшую руку Аполлона легла мягкая женская ладонь. С трудом подняв глаза, он увидел стоящую перед ним Геру. Если бы не печальные мысли, полностью его занимавшие, он бы удивился: Гера неприязненно относилась к внебрачным детям Зевса, и обычно с Аполлоном не разговаривала, только очень сильные переживания могли бы её заставить преодолеть эту неприязнь.
– - Это ужасно, Аполлон, - сказала она.
– Лишиться сына из-за каприза свихнувшегося извращенца, который ради смеха размахивает перуном направо и налево, будто это какая-то игрушка.
– - Я убью циклопов, которые сковали этот проклятый перун, - с трудом шевеля губами, произнёс Аполлон.
Гера пожала плечами.
– - Я понимаю твой гнев, но разве циклопы виноваты? И перун не виноват, а виноват тот, кто им пользуется. Его и надо наказывать.
Аполлон с недоумением посмотрел на Геру, а та, ответив многозначительным взглядом, продолжала:
– - Было время, когда он был великим богом. Время перемен, войн, катастроф, битв с титанами и гигантами. Но это великое время давно ушло. Бывший победитель заплыл жиром, обленился и выжил из ума. Он уже не хочет ни войн, ни перемен, он хочет только пьянствовать, издеваться над своими ближними и развратничать с кем попало. Богинь ему мало, смертных женщин тоже мало, он уже и скрываться перестал - прямо на священный Олимп притащил этого троянского мальчишку. Троянского!
– при этом слове лицо Геры перекосилось от ярости, при нём ей сразу вспомнился оскорбивший её Парис.
– Ненавижу троянцев!
– вырвалось у неё.
– - И что?
– с безразличным недоумением спросил Аполлон.
– - Что? Ты спрашиваешь, что? Ты, его лучший сын? Твой дед Кронос не спрашивал, что ему делать с его отцом Ураном, а Зевс не спрашивал, что ему делать с его отцом.
– - Серпом по яйцам и в Тартар, - всё таким же безразличным тоном ответил Аполлон.
– Ты предлагаешь устроить заговор?
– - Заговор!
– яростно прошипела Гера.
– Свяжем, оскопим, отправим в Тартар. Ты займёшь его место. Никто не станет нам мешать! Его все ненавидят. Но слишком многих к заговору привлекать не будем. Хватит нас и Фетиды.
– - Фетида? Она-то при чём?
– - Она Зевса больше всех ненавидит. Когда она ему отказала, он насильно выдал её замуж за смертного. Теперь она только и думает, что о мести. Пусть отвлечёт его. Он-то о ней ничего не подозревает.
– - Откуда ты всё это знаешь?
Гера мрачно усмехнулась.
– - Я многое знаю, Аполлон.
Женихи Елены
Весть о совершеннолетии самой красивой девушки в мире разнеслась по Элладе. Все неженатые цари и царевичи отправились в Спарту к царю Тиндарею, чтобы попытать счастье в качестве жениха прекрасной Елены. Тиндарей принимал всех, день за днём не прекращался пир у него во дворце. Гостеприимство Тиндарея ни у кого не могло вызвать нареканий, но сам он был мрачен и неразговорчив. Он сидел за столом с женихами, вино и кушанья на столе не иссякали, но несчастное, извиняющееся выражение не сходило с лица хозяина, а среди гостей росло недовольство: за всё время сватовства никто из них ни разу не увидел красавицу Елену, а Тиндарей упорно не хотел говорить о её замужестве, никак не давал понять, кого он хочет видеть своим зятем. Еда и вино уже не лезли в рот женихам, и чем больше они нервничали, тем несчастнее становилось лицо Тиндарея. Когда гости спрашивали его о дочери, он отвечал уклончиво, но неизменно вежливо. Лишь раз сорвался: когда один из женихов, пытаясь польстить Елене и её отцу, стал перечислять ходившие по Элладе легенды о её красоте и среди прочего упомянул лебединую поступь, Тиндарей вдруг стукнул кулаком по столу, вскочил и закричал: "Неправда! В ней нет ничего лебединого!"
– - Но это же только поэтический образ, - растерянно возразил жених.
Тиндарей густо покраснел, опустился на своё место и пробормотал извиняющимся голосом:
– - Конечно, я это понимаю. Поэтический образ. Просто я... не люблю лебедей.
Короткое время все молчали, потом заговорили снова, но уже не так громко. Тосты и речи прекратились, все только мрачно ели, пили и тихонько между собой бранили хозяина.
Одиссей - царевич с острова Итака сидел в стороне и думал о том, что не так уж ему нужна эта Елена, которую он ни разу не видел, что это общество ему уже настолько опротивело, что окажись он среди женихов ещё раз, то уж точно не сдержался бы: взял бы лук и перестрелял их всех, и что поведение Тиндарея странно и подозрительно, и надо бы узнать, в чём тут дело. Стоило ему это подумать, как Тиндарей вдруг сам пробежал мимо него и, странно подмигивая, шепнул не своим голосом: "Одиссей, зайди ко мне - надо поговорить". Сказав это, он поспешно смешался с толпой и пропал. Удивлённый царевич поднялся и пошёл к Тиндарею.
Когда он вошёл к царю, тот посмотрел на него с таким удивлением и испугом, будто вовсе не ожидал его увидеть. Одиссей смущённо стоял в дверях и ждал, пока тот заговорит, но Тиндарей молчал, и Одиссею пришлось начать самому. В конце концов, он и так хотел поговорить со странным папашей.
– - Тиндарей, объясни наконец, почему ты прячешь от нас Елену. Если ты не хочешь выдавать её замуж - так и скажи, и мы разъедемся по домам. Не может же всё это вечно продолжаться. Если не знаешь, кого из нас выбрать - устрой испытание, как это всегда делается.
Губы Тиндарея задрожали. Казалось, он готов был расплакаться.
– - Хорошо, что ты зашёл, Одиссей. Наверное, я должен кому-то всё рассказать, а ты мне кажешься единственным разумным человеком в этой банде. Конечно, я хочу, чтобы Елена вышла замуж, но страшные пророчества не дают мне покоя, и я не знаю, что мне теперь делать. Ещё когда она была девочкой, мне предсказали, что её похитят, и из-за этого случится великая война, долгая и кровопролитная.
– - Ну, это-то пустяки, - улыбнувшись, ответил Одиссей.
– Все ведь знают, что её уже похищал Тезей, а её братья пошли на Тезея войной и освободили Елену. Вот тебе и похищение, и война. Так что старое пророчество, о котором ты говоришь, уже сбылось, и бояться больше нечего.