Воля смертных
Шрифт:
Кристофер Истланд запнулся, вздохнул:
— Однако так мы можем утонуть в именах, в тысячах имен. Скажу лишь, что спустя очередные полторы тысячи лет, когда многие из служителей церкви стали забывать о целях и смысле христианства, подменив мудрость обрядовостью, веру — стяжательством, верность Заповедям — пышностью, к людям снова пришел учитель, и началась эпоха Реформации. И снова христианские священники начали поражать мир все новыми и новыми научными открытиями и великими прозрениями. Мендель и Коперник, Дарвин и Кеплер, Пачоли и Флоренский, Мауро и Карпини, Мальтус и Флоровский, Кеплер и Тейяр, Пуаре и Митчел — это их верой и служением Всевышнему создавалось здание современной цивилизации. Именно в те годы зародился и наш орден, орден Девяти Заповедей, находящийся под покровительством пророка Экклезиаста. Именно старанием нашего ордена теология стала тем, чем она является по сей день: базисом для познания мира, основой научного мышления, без которого невозможно ни одно исследование, ни в какой области естествознания.
Доктор Истланд, не удержавшись, встал, подошел ближе, остановился перед нуаром.
— На протяжении многих веков превыше всех других тайн монахов нашего ордена мучила именно эта тайна: кто научил людей думать? Кем является то неведомое существо, что подарило нам заповеди, что следит за их исполнением и возвращает заблудшее человечество на истинный путь каждый раз, когда мы начинает забывать, для чего нам дарован разум? Ответь мне, воин из прошлого, знаешь ли ты, кем был тот, кого мы привыкли называть Богом?
— Очень занимательное и полезное для меня повествование, друг мой Кристофер, — ответил ему страж богов. — Я полагаю, ты испытаешь сильную обиду, если я просто отвечу, что спал во время тех событий, о которых ты рассказывал. Больше того, я знаю, что именно ты хотел бы услышать в ответ. Увы, друг мой. Я хорошо знаю тех, кому служу, и могу твердо сказать: они создали вас, смертные, как расу рабов, обязанных служить им вечно и беспрекословно. Никто из них не станет учить вас, воспитывать и делать равными себе, равными богам. Подобная мысль никак не совместима с их… С их образом жизни, с их культурой, с их воспитанием… Не знаю, как в понятиях смертных точно выразить эту мысль?
— Ничего страшного, друг мой, — осунулся лицом монах. — Я тебя понял.
Шеньшун встал с дивана, виновато кивнул, поднялся на второй этаж и закрыл за собой дверь комнаты.
— Простите, что разочаровали, — развела руками Дамира.
— Разочаровали? — вскинул на нее хитрые глаза Кристофер. — Отнюдь! «По образу и подобию», Дамира. Разве вы забыли? Мы сотворены по образу и подобию! Было у ордена некоторое опасение… И хорошо, что не оправдалось! Если существо, лежащее в усыпальнице, не имеет никакого отношения к дарованным человечеству Заповедям, то нам не за что быть ему благодарным. У нас нет перед ним никакого долга и никакой ответственности. Это не наш Бог!
— Вы придаете слишком большое значение своей вере, Кристофер, — поморщилась археологиня. — Жили люди до христианства, не пропадут и без него.
— Не жили, а прозябали, — поправил ее монах. — Уберите из мира Заповеди — и он в считанные годы скатится обратно к сохе, копьям и курным избам с соломенными крышами. Земляные дороги, ручные зернотерки, мясо раз в месяц по большим праздникам и голод из-за неурожая, выкашивающий половину детей каждые три года — вот что означает жизнь без христианства. Язычество, кровавые культы, нищета. Гаити размером со всю планету. И только крест и его слуги удерживают цивилизацию от падения в пропасть.
— Как страшно! Однако изобрели же люди порох и бумагу, арабские цифры и законы Архимеда еще до того, как Христос вообще появился на свет.
— Порох, бумага… Арабские цифры, Архимед… — Кристофер Истланд пожал плечами. — Вы выбираете странные примеры. Из серии «Поди проверь». Первая публикация с работами Архимеда увидела свет в тысяча пятьсот сорок третьем году. И описывала законы гидравлики, ставшие известными как раз в шестнадцатом столетии. А первая его рукопись, что интересно, была найдена вообще только в двадцатом веке. Не стану говорить, что это вымышленная личность, но — поди проверь. Арабские цифры придуманы в Индии, где стали известны браминам, изучавшим древние счетные таблицы. Откуда они взялись? Поди проверь. Бумага появилась невесть когда, но книги на ней — только в пятнадцатом веке. Порох изобрели китайцы, но впервые выстрелили им в Европе. Мифы, мифы, мифы. Попробуй проверь, истина это или правда? Давайте лучше сравнивать достоверные факты, в которых нет сомнений. Вспомните последние пять сотен лет. Одно время, одна планета, одни и те же люди. За последние пятьсот лет в странах, свято чтящих христианские Заповеди, воспитывающих детей в духе главенства христианской морали и наслаждающихся христианской культурой, успели изобрести паровую машину и мартеновскую печь, бетон и книгопечатанье, автомобили и хронометры, самолеты и танки, кино и фотографию, компьютеры и телефоны, атомные реакторы и космические ракеты. Это так, первое, что пришло в голову. Теперь ваша очередь, милая леди. Расскажите, чего новенького за тот же промежуток времени успели придумать жители всех прочих стран мира, не исповедующих христианства? Что изобрели, открыли, познали те, кто не признает нашу веру главной своей радостью? Очень хотелось бы услышать.
— Вас послушать, Кристофер, так кроме как в Европе, среди католиков и протестантов, жизни вообще не было.
— О-о, у сударыни взыграла гордость за свою великую Родину? — рассмеялся монах. — Что же, я признаю, в России тоже жили и живут христианские священники, и они тоже чтят требования Божьих заповедей. В моей области, в физмате, наиболее известен пермский священник Михаил Первушин с его теорией простых чисел. Вроде бы, он получил за нее премии и Неаполитанской, и Петербургской академий. Отец Иакинф знаменит «Записками о Монголии» и «Описанием Тибета», протоиерей и профессор Каледа известен трудами по геологии. Русские изобрели «русский свет» и «таблицу Менделеева», радио и полевые кухни. Но вы не забывайте, дорогая моя Дамира Маратовна, что Россия тоже христианская страна! Открытия совершают лишь те, кто чтит богочеловека и священные Заповеди.
— Россия, господин Кристофер, страна многонациональная и многоконфессиональная. У нас мирно и дружно уживаются и буддисты, и мусульмане, и язычники, и даже зороастрийцы.
— Я знаю. Вот только девяносто процентов вашего населения считают себя православными. А значит, вы есть страна христианской культуры. Разница лишь в том, что в нашем мире любое инакомыслие вытравлено каленым железом еще много веков назад. А в вашем — нет. У нас христианства сто процентов, у вас — только девяносто. Именно поэтому Россия всегда отстает от стран запада в научных и технических разработках. Чем меньше христианства — тем меньше знаний. Больше христианства — больше знания. Таковы законы мироздания, так было, есть и будет во веки веков!
— В Европе сто процентов христиан? — Дамира звонко расхохоталась. — Господин Кристофер, как давно вы последний раз выглядывали на улицы своего мира? Какую из столиц вы считаете своей? Париж, Берлин, Рим? Вы не в курсе, кому там запретили носить паранджу?
— Это временно… — У монаха сразу испортилось настроение. — Ничего, вот когда начнут останавливаться реакторы, когда обвалится телефонная связь и погаснут мониторы… Будем надеяться, мир прозреет не слишком поздно.
Археологиня поняла, что ударила Истланда по самому больному месту. Монах не хуже ее видел, что именно происходит, и прекрасно понимал — его цивилизация умирает. Медленно, а потому незаметно — но умирает. Все то, что выстроено многими десятками поколений, что найдено, добыто в муках, накоплено терпеливым трудом: знание, формулы, законы, факты, — все это, капля за каплей, вытекает меж пальцев утративших веру обывателей. И дело, которому Кристофер Истланд посвятил свою жизнь, почти потеряло смысл. Собранной орденом мудростью уже очень скоро некому будет воспользоваться.