Вонгозеро
Шрифт:
Снег, лежавший вдоль дороги, был нетронутым и чистым, и не заботясь о том, как глупо это, наверное, могло бы выглядеть со стороны, я опустилась на колени, а затем легла на спину и запрокинула голову; только сейчас я заметила, что снегопад прекратился — так же неожиданно, как и начался. Лежать было холодно и мягко, словно на пуховой перине в нетопленой спальне — над моей головой, в черном безлунном небе отчетливо проступили вдруг крупные, яркие звезды, а я лежала на спине и курила — с наслаждением, неторопливо, здесь темно, и они ни за что меня не увидят и не станут спрашивать — какого черта ты лежишь на снегу; это невозможно объяснить,
Когда я подбежала, заправка была почти уже закончена, хотя канистры, теперь пустые, еще не успели убрать и они вповалку лежали на снегу — на шум моих шагов Сережа повернулся ко мне, и я крикнула ему, задыхаясь:
— Машина! Там машина!.. — И по тому, как он отчаянно обернулся куда-то в сторону непролазной стены деревьев, я поняла, что опоздала, что нам ни за что уже не успеть. Я стала искать глазами Мишку — и увидела его; на заднем сиденье Лендкрузера я различила Ленину массивную фигуру и рядом с ним, светлым пятном — белый Маринин комбинезон; папа, Андрей, Наташа — все были тут же, рядом, и только Витара стояла пустая, с распахнутой дверцей — ни Иры, ни мальчика в ней не было.
— Ира! — крикнула я так громко, насколько могла — и как только эхо моего голоса стихло, шум мотора приближающегося к нам автомобиля стал уже отчетливо слышен, а свет его фар вдруг пронзил насквозь казавшийся непрозрачным частокол голых, обледеневших стволов в нескольких сотнях метров от нас, вспыхнул на заснеженных ветках.
— Аня, иди в лес, — выдохнул Сережа, уже шаря за сиденьями Паджеро, чтобы вытащить ружье, — девочки, все идите в лес!.. — И поскольку мы не двигались с места, остолбеневшие, испуганные, он обернулся, больно схватил меня за плечо свободной рукой и рявкнул прямо мне в лицо:
— Аня, ты слышишь меня?! Иди в лес! — И толкнул меня — сильно, так, что я почти потеряла равновесие, и, продолжая смотреть на меня — настойчиво, пристально, сказал еще:
— Найди там Ирку с Антоном, и не выходите, пока я не позову вас. Ты поняла меня? — И тогда я медленно попятилась, все еще глядя на него, а он повторил: — Ты поняла? — и когда я кивнула, сразу же повернулся назад, к дороге, только я не успела больше сделать ни шагу, потому что автомобиль, который я так поздно услышала, был уже совсем рядом. Метрах в тридцати от нас он резко сбавил скорость и, все больше замедляясь, словно нехотя подкатился еще немного ближе — так, что я смогла разглядеть его: приземистый, грязно-зеленого цвета УАЗ-«буханку» с маленькими, широко расставленными круглыми фонарями.
Почти поравнявшись с нами, «буханка» резко вильнула влево, на встречную полосу, и замерла, тихо урча и выпуская пар из выхлопной трубы; дверцы ее оставались закрытыми, и на дорогу никто не вышел.
— Зайдите за машину, — бросил Сережа вполголоса, не оборачиваясь, но мы и без его слов уже инстинктивно отступили под защиту наших высоких, перегруженных автомобилей; пригнувшись, он осторожно обошел пикап, плотно уперся локтями в широкий капот и вскинул ружье.
Позади что-то хрустнуло — обернувшись, я увидела Иру с мальчиком, медленно выбирающихся из леса; не может быть, чтобы она не слышала, она всегда такая осторожная, подумала я, но она даже не смотрела в нашу сторону — только себе под ноги, перешагивая через поваленные тонкие стволы, торчащие из сугробов, и говорила мальчику:
— …что значит — не голодный, надо поесть, обязательно, мы сейчас попросим папу открыть тебе банку вкусного мяса…
— …а собаке дадим мясо? — тонким голосом спросил мальчик, но она ему уже не ответила, потому что увидела наконец наши напряженно застывшие фигуры, Сережу с ружьем в руках и чужую машину на противоположной стороне дороги, и тогда она одной рукой быстро зажала мальчику рот — он возмущенно пискнул и дернулся, а второй одним движением притянула его к себе и упала вместе с ним в снег там же, где стояла, и больше уже не шевелилась.
В этот момент с дороги послышался какой-то звук — я перевела взгляд в ту сторону и увидела, что пассажирская дверь «буханки» распахнулась и какой-то человек — невысокий, коренастый, одетый в один только свитер какого-то нелепого, ржаво-коричневого цвета, принялся неуклюже вылезать из нее. Затем он поступил очень странно: вместо того чтобы попытаться разглядеть нас или как-то к нам обратиться, человек этот, уже весь находясь снаружи, зачем-то встал к нам спиной, просунул голову в по-прежнему распахнутую дверь и прокричал куда-то в салон — не раздраженно, а даже скорее весело:
— Да не открывается у тебя окно, говорят тебе! Ни хрена у тебя в машине не работает!
Кто-то невидимый изнутри «буханки» — по всей вероятности, тот, кто сидел за рулем, что-то отвечал ему — настойчиво и встревоженно, но слов я не расслышала, а человек, стоящий на дороге, только махнул на него рукой комичным, преувеличенным жестом, означавшим что-то вроде «а, толку с тобой разговаривать», обернулся и бодро зашагал в нашу сторону, крича:
— Не бойтесь! Я доктор! Доктор я! — и поднял перед собой руку с прямоугольным пластиковым чемоданом, какие бывают у врачей «Скорой помощи»; в чемодане что-то отчетливо громыхнуло.
— А ну, стой! — крикнул папа и чуть качнулся к свету, чтобы приближающийся к нам человек увидел карабин, который он держал в руках. Человек остановился, но чемодана не опустил — а, напротив, поднял его еще выше и повторил все так же громко:
— Доктор, говорят же вам! У вас все в порядке? Помощь не нужна? — И тогда я еще раз взглянула на «буханку» и действительно увидела на передней ее двери яркий белый прямоугольник с красными буквами «МЕДСЛУЖБА» и ниже — отчетливый красный крест в белом кружке.
— Нам не нужен доктор! — крикнул папа человеку с чемоданом. — Проезжайте себе мимо!
— Вы уверены? — спросил человек, напряженно вглядываясь вперед, словно пытаясь разглядеть лицо своего вооруженного собеседника. — А что ж вы тогда тут торчите? Ничего не случилось?
— Да в порядке мы, ядрить твою… — со злостью рявкнул папа, — никто нам не нужен!
Человек с чемоданом постоял еще немного, словно ожидая продолжения, а потом опустил руку и сказал — как мне показалось, разочарованно: