Воображала
Шрифт:
Всё больше людей останавливается, запрокинув голову, и на лица их ложится разноцветно-мерцающий отсвет. Не понять — утро, день или вечер, на фиолетовом небе распускается переливчатой аркой оранжевая радуга, разноцветный светящийся дождь барабанит по асфальту, превратившемуся в тёмное зеркало. Между вскинутыми руками Воображалы с сухим потрескиванием сияет вольтова дуга, сама она давно уже потеряла материальность и объём, стала линейной, словно набросок тушью — только если вместо туши использовать расплавленное солнце.
Взвизгнув тормозами, останавливается машина, её заносит, разворачивает поперёк улицы.
Подросток на бордюре сосредоточенно разглядывает опустившуюся у его босой ноги оранжевую снежинку. Некоторое время хмурится в недоумении. Потом переводит взгляд на зажатый в пальцах окурок и понимающе ухмыляется. Звон нарастает, и нарастает напряжение света. Длинные искры проскакивают не только между металлическими предметами, они раскалённой проволокой сшивают стены домов, деревья, машины, окутывают стремительной огненной паутиной замерших на тротуарах людей, сплетаясь в тонкое неверное кружево, готовое рассыпаться от малейшего движения, но тут же возникающее вновь, быстрое, почти неуловимое, сияющее, и нарастающий звон начинает казаться звоном сотен тысяч огненных струн, перетянутых и готовых вот-вот лопнуть, взорваться, рассыпаться золотым фейерверком.
Прозрачный силуэт со вскинутыми над головой руками, контур, очерченный по яркому фону чуть более ярким.
Залитый ослепительным бестеневым светом тротуар, каждая мелочь проступает неестественно резко — смятый фантик, бумажный стаканчик, пуговица, треугольный осколок стекла, окурок в губной помаде… Залитая этим же светом фигура Врача — необычно плоская, словно вырезанная из картона, никаких полутонов, только белое и чёрное, — одна рука рвёт галстук, другая тянется вперед, рот перекошен. Он кричит, но слов не слышно. Звон незаметно переходит в женский голос — высокий, звенящий, в песню без слов.
Врач, шатаясь, делает шаг к Воображале, с трудом, словно против шквального ветра. Пытается схватить её за плечо, но пальцы проходят сквозь очерченный пламенем контур и натыкаются на витринное стекло. Врач отдёргивает руку. Контур заполняется крутящейся дымкой, песня-звон приглушается, сквозь неё прорываются отдельные слова:
— … Вика!.. не надо… атит… ика…
Воображала стремительно обретает материальность, улица линяет опущенной в кипяток акварелью, фантастическая раскраска сползает с неё, как дешёвый макияж под дождём. Звон сходит на нет. Воображала — теперь уже совсем-совсем настоящая и материальная — смыкает руки, сдавливая вольтову дугу в маленькую шаровую молнию и швыряет её в асфальт. Негромкий взрыв и вспышка лишь подчёркивают наступившие после них сумерки и тишину.
Воображала спрашивает неуверенно, почти заискивающе:
— Ну, вот… как-нибудь так… думаешь — подойдёт?..
Врач кивает, с трудом оторвав взгляд от чёрной воронки в асфальте. Над воронкой поднимается дымок. Лицо у Врача бледное, но довольное.
интроспекция
Взгляд на ту же самую сцену, но со стороны, метров с тридцати. Из кафе, где круглые столики толстого стекла. Голос, похожий на голос Воображалы, произносит с незнакомыми взрослыми интонациями:
— А ничего, однако. Впечатляет. Думала —
Глава 7
То ли девушка, то ли женщина, очень похожая на Воображалу, сидит у столика, наблюдая за происходящим на улице. Выглядит она старше, опытнее, увереннее — невысокая щуплая взрослая женщина трудноопределимого возраста, ей может быть как двадцать, так и сорок. Модная короткая стрижка, неброский макияж, тёмные очки. Волосы подкрашены чёрным на висках, блейзер скорее бежевый, чем оранжевый. За столиком она не одна. Её спутница сидит спиной к камере, красный пиджак в чёрный горох, гладко зачёсанные прямые чёрные волосы с редкими проблесками красных прядок.
Разноцветные всполохи потихоньку сходят на нет. Остановившаяся было поперёк дороги машина заводится, с визгом разворачивается и уезжает. Где-то наверху захлопывается окно. Подходит троллейбус. Зазевавшиеся пешеходы ускоряют шаг, возникает короткая сутолока. Когда троллейбус отходит от остановки, на ней никого. Разбитая на клумбы площадка перед проспектом подозрительно быстро пустеет, на ней остаются лишь двое — растерянно оглядывающийся Врач и Воображала.
Голос взрослой Воображалы:
— Нет, ну ты посмотри!.. Паскудство. В каком-нибудь занюханном Ньюхренгтоне здесь бы уже давно были ребята из телецентра и хотя бы половина из тех, кому этот засранец отзвонился — просто так, на всякий случай. А у нас — хоть бы один оповещенный паразит почесался!.. Великая сила — менталитет. Специфика выживания, любопытство отсеялось как неблагоприятная мутация. Разве что серые братья припожалуют… О! Легки на помине!
Из-за угла выруливают машина с мигалкой. Тормозит у бровки. Из неё вытряхиваются двое в форменных красных шапочках и бодренько марширует к нарушителям спокойствия.
— Что-то мне этот пейзаж с натюрмордами нравиться перестаёт… суровая правда жизни — оно, конечно, но скучно мне от этой правды. Ну её нафиг! Если гора не идёт к Магомету — пора Магомету менять менталитет…
Приятный до тошноты механический голосок сообщает доверительно:
— … в случае обнаружении дефекта некачественный менталитет подлежит замене в любой торговой точке объединения в течение пятнадцати секунд с момента приобрете…
*
смена кадра
*
Гаснущие вспышки. Дымок над свежей воронкой в асфальте.
— Ну вот… — говорит Воображала неуверенно, — что-нибудь в этом роде… Как ты думаешь — подойдёт?..
Врач не успевает ответить — тишина взрывается криками, шумом, топотом. Словно из-под земли вырастает целая толпа увешанных разнообразной съёмочной аппаратурой молодых людей, мелькают вспышки блицев. Дверцы одинаковых автомобилей на противоположной стороне улицы хлопают почти синхронно, и точно так же, почти синхронно, уверенно раздвигают образовавшуюся толпу квадратными плечами две шкафообразные личности.