Вооружена и очень опасна
Шрифт:
– Пардон, мадам, – удивился один верзила, – что тут освещать? Угол пуст.
– Я переставлю сюда комод! Волоките елку к окну.
Спорить с госпожой Туровской, хорошей приятельницей начальника лесхоза Анатолия Сергеевича Пушкина, никто не стал. Чревато было. В прошлом году после ее капризов ель положили поперек комнаты и уехали, после чего такое началось! Собственно, началось с того, что она позвонила их начальнику. Сегодня сотрудники лесхоза приехали домой к капризному клиенту со строгим приказом доставить ему полное удовольствие оплаченной продукцией и предупредительным отношением.
– Окошко заслонит, света будет не хватать, – предупредительно подсказали «мальчики».
–
Сотрудники лесхоза подтащили наполовину освобожденное от пут дерево к окну, и елка четко заслонила его половину. Не стоило большого труда догадаться – когда еловые ветви освободят полностью, в комнату перестанет проникать дневной свет.
– Какая она большая, – поморщилась Клеопатра Деонисовна.
– Как заказывать изволили, два метра пятьдесят сантиметров высотой, в три обхвата шириной...
– Я знаю, что я заказывала! Тащите ее в угол.
– А комод?
– Спасибо, что напомнили, молодой человек. Правильно! В угол не надо. Поставлю елку вместо буфета. Мальчики, двигайте буфет к окну! Осторожно! Там дорогая посуда времен последнего царствующего императора.
Сотрудники лесхоза с выражением полной умиротворенности на мрачных физиономиях повернулись к неподъемному старинному буфету. Они уложили ель на пол и попробовали передвинуть буфет с посудой. Между прочим, помимо старинной посуды буфет украшала по-своему ценная фарфоровая композиция времен соцреализма «Мальчик показывает пограничнику, где прячется шпион». Хоть Клеопатра Деонисовна и была дамой разносторонней, но мещанских слоников в ее доме не было. Была еще статуэтка «Индира Ганди и пионеры», но она давно разбилась.
– Нет, нет, – всполошилась Клеопатра Деонисовна, – посуду с мальчиком лучше выставьте на диван!
– Не вписывается, – горестно резюмировала хозяйка дома после часа мучительной работы с выемкой хрупкой фарфоровой посуды, перестановкой буфета, возвращением посуды обратно, установкой ели на место буфета. – Возвращаем буфет на место!
Умиротворение на физиономиях сотрудников лесхоза исчезло. Но Клеопатра Деонисовна предусмотрительно взялась за телефон.
Когда Андрей вернулся, высокая пушистая елка стояла в углу комнаты на традиционном месте, а ковер на полу был скомкан и покрыт иголками. Тетушка в столовой успокаивала расшатанные нервы валерьянкой. Андрею новогодняя ель понравилась, за ней можно было спрятать парочку-тройку гостей, не то что миллионы. Он покрепче завязал красный мешок и нырнул с ним под елку, пытаясь спрятать его глубже.
– Ах! – испугалась вернувшаяся любоваться елкой в гостиную тетушка, когда племянник выскочил из-под дерева. – Андрюша?!
– Извини, тетя, я положил под елку подарки, – нарочито наивно улыбнулся ей Андрей.
– Подарки? – Выщипанные, но зачем-то подведенные черным карандашом брови тетушки сложились домиком. – Как мило с твоей стороны!
– С твоей стороны, тетушка, тоже будет очень мило не заглядывать в мешок до наступления Нового года.
– О чем ты говоришь?! Я даю тебе слово!
Андрей знал, о чем он говорил. Женское любопытство не ведает никаких преград в виде клятв и заверений. Но в тетушкиных словах не сомневался. Она была настоящая леди.
– Пойдем пить чай, – взяла его под руку Клеопатра Деонисовна. – Сегодня был такой суматошный день, я устала. Завтра нарядим елку, поставим под нее Деда Мороза со Снегурочкой, я не люблю модных Санта-Клаусов, не понимаю, как можно радоваться Дедам Морозам в коротких штанишках...
Катерина на следующий день тоже наряжала новогоднее дерево. Оно было у нее небольшим, торчащим в разные стороны и колючим, но все равно бесконечно праздничным, ибо нет ничего лучше, чем вдыхать хвойный аромат и наслаждаться наступлением Нового года. Радость омрачали миллионы. Только теперь Катя Серегина поняла, как правы те, кто утверждал, что деньги не приносят счастья, а большие деньги способны принести и большую беду. То, что миллионы отныне хранились у Туровского, не делало ее спокойней. Вдруг беглый Дед Мороз прекрасно видел, что кидал мешок с ними под ноги девушке, а не столичному сыщику. Или не видел?! Когда ему было разглядывать-то?! Катя понимала, что просто успокаивала себя таким образом, и чувствовала, что находится на крючке у банды, ограбившей банк. День-другой, и преступники нагрянут к ней, чтобы вернуть награбленное, разумеется, не в банк, а себе в карманы. Они станут ее пытать!
Большой, пузатый шар услужливо отразил в своей зеркальной поверхности ее встревоженное лицо, перекосив его до неузнаваемости. Она скажет, что она – это не она! Ведь Катя полностью изменилась. Она уверенно повесила шар на ветку, склонившуюся под его тяжестью, и усмехнулась. Что ж, она может проверить эффект она – не она на соседях. Они в отличие от Семена с Борюсиком не предупреждены никем, что Екатерина Серегина изменила внешность. Она хмыкнула, отодвинула коробку с елочными украшениями и направилась в коридор.
Аркадий Перепелкин как раз в это самое время выскочил из квартиры с мусорным ведром в трясущейся жилистой руке, лихо проскакал вниз пару маршей и остановился возле двери Катерины. Жена-зараза не давала ему спокойно опохмелиться, для чего он придумал оригинальный способ – спрятал в мусоре бутылку с вином. И перед дверью Серегиной – во дворе этого делать было нельзя: мегера следила за каждым его телодвижением из окна – решил ее выпить. Но дверь внезапно распахнулась, и из квартиры Серегиной показалась жгучая брюнетка с короткими всклоченными волосами, черными губами и хищным выражением на неестественно бледном лице.
– Привет, Аркадий! – сказала брюнетка голосом Серегиной. – Все пьешь?
Перепелкин сразу почувствовал неладное, его трясущаяся рука медленно запрятала бутылку с вином обратно в мусор.
– Ка-ка-ка-тя? – Жалкая улыбка расползлась по его побледневшей небритой физиономии.
– Не-а, – сказала роковая брюнетка и достала из кармана халата... пистолет. – Нет больше Кати, – поднесла она дуло к лицу и дунула в него.
Аркадий помнил этот жест. Так делали прожженные убийцы в голливудских боевиках, когда пытались остудить дуло, извергшее из себя всю пистолетную обойму. В кого?! В Серегину!
– А! А! А! – заорал Перепелкин и, забыв про вино, кинулся обратно наверх.
– Ничего не поняла, – пожала плечами Катерина, – узнал или не узнал?
Утром соседи не спешили по делам, те, кто спешил, уже успели отбыть на работу, а кто остался дома, не торопился выходить на улицу. Катя собиралась вернуться в комнату и продолжить украшать елку. Она взяла на работе пять дней за свой счет. Начальник страшно рассердился, но ничего поделать не мог. Миллионы придали девушке такую металлическую уверенность в голосе, словно она вовсе не дорожила своим местом. Приятно чувствовать себя состоятельной. Но как же неприятно чувствовать себя преступницей! Впрочем, отчего же не почувствовать себя Матой Хари, когда этого никто больше не видит? Катя подошла к вытянутому овальному зеркалу в коридоре и выставила вперед руку с пистолетом. Нажала на спуск – хлоп, из зажигалки вырвался огонь. Девушка гордо подняла голову, прищурила глаза и постаралась едко усмехнуться. Она представила грабителя, которого поймала в одиночку и прижала к стене.