Воплощение снов
Шрифт:
Все. И не только маги.
Эта мысль заставила его похолодеть. Даккарай был военной школой. А Кассандра Д'Элтар теперь числилась одним из ее кадетов, которые тоже приносят присягу на верность своей стране. «Будь я проклят! — в отчаянии подумал Нейл. — Война! И без наездников уж точно не обойдется! О, будь я проклят со своим слюнтяйством! Всё из-за меня!..» Он заскрипел зубами. Да, Сандра тогда сама влезла к ним в сад, и той несчастной ночью, в окно их библиотеки, тоже — но если бы он сразу признался отцу, по какой причине, барон Д'Элтар никогда не отправил бы дочь в военную школу. И сейчас она была бы дома, в безопасности, в самом сердце Геона, куда никакому врагу не добраться — а он, Нейлар эль Хаарт, своими руками посадил ее в драконье седло! И если Райан сказал правду, то вполне может случиться так, что Сандре придется сражаться, придется, быть может, даже умереть, пока он… А что будет делать он? Сидеть здесь или в столице и «искать себя», надежно укрывшись гранитным щитом отцовской заботы?.. Нейл сжал кулаки. Отчаяние стремительно покидало его, уступая место новому чувству, и имя ему было — злость. Хватит, довольно уж он плыл по течению! Наплевать, что все вокруг считают его ни на что не годным — он
Нейл, так же как и его отчим, не любил тешить себя иллюзиями. Он понимал, что воитель из него, говоря смягченно, так себе. Да, за последний год успехи его возросли, однако этого было мало, так же мало, как теперь и времени — ведь стоял март, и до переводных экзаменов оставалось меньше трех месяцев. И куда благоразумнее было, по примеру его светлости, посвятить себя алхимии, как того все от него ожидали и как он сам до недавнего времени планировал… Но принятое решение заставило его закусить удила, и он, круто изменив направление, пошел на штурм другой, практически неприступной для него крепости. Отговорить его не смогли. Ни осторожные увещевания мэтра Моссдена, ни дружеские предостережения Райана, ни злые насмешки Фаиза не заставили Нейла усомниться в том, что его решение — единственно правильное. «Клянусь богами, — сердито говорил Зигмунду де Шелоу Райан Рексфорд, — этот дурень уперся как вол! И не желает ничего слушать! На кой демон я, дубина, брякнул при нем про войну?! Знать бы, как он это воспримет — не заикался б даже! А теперь я же еще и виноват останусь, если его с середины четвертого курса отчислят, как неспособного!.. Ну не прыгнешь выше головы, не прыгнешь — неужели он сам этого не понимает?!» Зигги только беспомощно разводил руками, Фаиз ухмылялся самой циничной из всех своих ухмылок, понимая, что ждет горе-вояку в ближайшем будущем, если ему каким-то чудом удастся-таки пробиться на боевой факультет, а Нейл, словно оглохнув и ослепнув, стоял на своем. И вдвойне это было труднее, потому что он сам понимал, как высоко замахнулся. Да, по части боевой магии адепт эль Хаарт считался одним из первых на курсе, но стоило ему надеть амулет, как все шло прахом. Не имея возможности применить силу дара, лицом к лицу с противником он моментально терял всё свое преимущество. Все это знали, и он тоже знал. И только поэтому сделал то, что в других обстоятельствах даже не пришло бы ему в голову — то, о чем он сам очень скоро пожалел…
Ему как воздух нужен был кто-то, кто вместо пустых уговоров просто встал бы напротив и показал, как надо: в теории Нейл не нуждался, ему требовалась практика — и противник, который не стал бы его жалеть. Герцога эль Хаарта, увы, рядом не было, мэтр Моссден давно махнул на ученика рукой, а Райан заявил, что не собирается потворствовать «этой блажи». Оставался только один человек. И пусть Нейлу претил даже звук его голоса, пусть он не любил его и отчасти презирал, другого выхода у него не было: Фаиз ан Фарайя как боец на голову превосходил всех своих однокашников, всех тех, кто учился курсом старше и даже некоторых преподавателей. И уж что-что, а жалость ему была неведома. Нейл стиснул зубы, собрал волю в кулак и пришел к нему, нимало не сомневаясь, что ничего хорошего для себя не услышит, однако ан Фарайя, против всех ожиданий, даже не поднял его на смех. Он выслушал просьбу Нейла, помолчал и пожал плечами.
«Что ж, — сказал он, — почему бы и нет. По крайней мере, это будет забавно… А что же Рексфорд? Дал тебе от ворот поворот? Хотя, впрочем, неважно! Я согласен. Одного только не пойму, эль Хаарт, — ты же терпеть меня не можешь».
«Как и ты меня, — спокойно ответил Нейл. — А разве это препятствие?»
«Пожалуй, что нет, — с любопытством окинув взглядом его прямую, напряженную фигуру, согласился Фаиз. — По рукам. Завтрашний вечер у меня как раз свободен, а место в тренировочном зале нам, думаю, найдут, — он негромко хмыкнул. — Приходи к шести. Только имей в виду, эль Хаарт, я не Моссден. И сопли тебе вытирать не буду, а их, уж поверь, будет много… Хорошенько подумай, стоит ли оно того?»
Нейл и бровью не повел. В конечном итоге, ему именно это и было нужно, а на добросердечие Фаиза, ввиду его отсутствия, он изначально не рассчитывал. Поэтому только молча кивнул, соглашаясь.
Райан, узнав о том, кого товарищ по собственной воле взял себе в наставники, пришел в ярость. Он называл Нейла дураком, каких свет не видывал, упертым бараном и самоубийцей, заклинал его одуматься и даже пригрозил собственноручно запереть его в казарме, потому что Нейл, верно, «совсем рехнулся» — а он, Райан, не желает, чтобы из его друга «сделали отбивную котлету». Нейл выслушал эту гневную тираду с совершенно невозмутимым видом. Он уже все решил, сказал он, и Райан зря тратит время. Адепт Рексфорд, побушевав еще с полчаса и осознав, что так оно и есть, хлопнул дверью, а Зигги, молча наблюдавший за этой сценой, уже берясь за ручку двери, обернулся и печально покачал головой. «Райан прав, Нейл, — сказал он. — Ты не понимаешь, во что ты ввязываешься, и лучше бы тебе его послушать… Фаиз, он… Он, конечно, боец каких мало, да не в том дело! Не станет этот змей тебя учить — какой для него в том интерес? — он и сюда не учиться приехал. Я думал, ты это понял еще тогда, в том трактире, а ты… Ты не представляешь, что это за человек! У него нет ни чести, ни сострадания, и он втопчет тебя в землю, не испытывая никаких угрызений совести. Пока не поздно, откажись от своей затеи, ничем хорошим это не кончится!» Не дождавшись ответа, расстроенный адепт де Шелоу, вздыхая, убрался восвояси, а Нейл на следующий день явился в тренировочный зал, где его уже ждал ан Фарайя — и получил возможность на собственной шкуре прочувствовать, как Зигги с Райаном были правы.
Тогда его из зала вынесли — как выносили потом почти весь март. В себя Нейл приходил уже только в собственной постели, и каждый раз всерьез опасался, что встать с
«Я понятия не имею, Кендал, чего твой сын хочет этим добиться, — писал мэтр Моссден герцогу эль Хаарту, с которым они когда-то вместе учились и по сей день сохранили добрые приятельские отношения. — И я порой не в силах смотреть, в каком состоянии он покидает зал, но прекратить я этого не могу, коли уж он сам того желает. Разумеется, если бы тот, кто взял над ним шефство, хоть единожды переступил черту, мы покончили бы с этим раз и навсегда, но адепт ан Фарайя, при всей его жесткости, похоже, никого калечить не намерен. А необъяснимое упорство Нейлара, пусть каждый раз он за него бывает бит, уже начинает давать свои плоды — его наставнику, увы, за месяц удалось сделать больше, чем мне — за три года, и я не удивлюсь, если твой сын все же получит место на боевом факультете. Я не знаю, отчего оно вдруг стало ему так желанно, я никогда не сомневался в том, что Нейлар пойдет по твоим стопам, и все же…» Герцог эль Хаарт, читая эти письма, полные искреннего удивления и тревоги, темнел лицом. Потому что, в отличие от Моссдена, понимал. Он всё понимал, и собственное бессилие раздирало его на части. Кендал любил сына, страшился его потерять — а его сын избрал худшую из всех возможных дорог. Война уже не маячила где-то за горизонтом, она притаилась у самого порога, и каждый, кто решит бросить ей вызов, отдаст свою дань, будь то убеленный сединами ветеран или едва оперившийся мальчишка с гневом в душе… Адепты боевых факультетов, равно как и кадеты всех военных школ, становились военнообязанными. И Нейлар, если он своего добьется, пополнит ряды этих пылких, несчастных детей! Кендал помнил, сколько их погибло на прошлой войне, и знал, что на этой погибнет не меньше, но что ему было делать? Он не смог увезти Нейлара, не смог найти нужных слов — и вот результат!.. С каждым письмом из Бар-Шаббы герцог эль Хаарт мрачнел все больше и больше, и даже когда пришел май, и ему удалось сорвать последний покров с багрового лика Дымки, настроения ему это не прибавило. А очередное послание от мэтра Моссдена, прибывшее двенадцатого мая, в первый день вынужденного отпуска, навязанного магистру алхимии буквально силой, привело Кендала в ужас.
Таких метаморфоз, писал мэтр, ему доселе наблюдать не приходилось. Кто бы мог подумать?.. Разумеется, успехи адепта эль Хаарта на ниве боевой магии всегда были очевидны, но это… Невиданное упорство в достижении цели! Впечатляющие результаты — особенно в сравнении с полным их отсутствием еще несколько недель назад! Он, Моссден, просто не узнает Нейлара, и, да простит его Кендал, до сих пор не может поверить собственным глазам — откуда что взялось?.. Конечно, мальчику еще учиться и учиться, защиту он освоил, но атака у него по сию пору хромает, однако… «Ты можешь гордиться своим сыном, Кендал, — в заключение писал вдохновленный мэтр, — он поистине совершил невозможное. И даже остался при этом в живых, что, зная драконовские методы адепта ан Фарайя, до сих пор не укладывается у меня в голове. Не знаю, что ему помогло, сила характера или ваша фамильная стойкость, но это не важно. Теперь уже нет никаких сомнений, что Нейлар получит свой средний балл и в следующем учебном году займет честно заслуженное место на боевом факультете» Герцог эль Хаарт смял письмо в кулаке. Боевой факультет! Что за демон вселился в этого мальчишку?! И почему именно теперь, когда мир доживает последние дни? Боги, нужно было не тратить времени на бесполезные разговоры, а просто взять его за шкирку, посадить рядом с собой в лодку и… Смятый бумажный комок выпал из разжавшихся пальцев. Кендал понимал, что так поступить с сыном он все равно не смог бы.
Но последнее сражение еще не было проиграно. Первый алхимик Геона, неумолимо сведя брови на переносице, выпрямился в кресле, придвинул к себе письменный прибор и окунул кончик пера в чернильницу. Он знал, что будет презирать себя за этот поступок до конца жизни, но жизнь сына была ему сейчас дороже. Перо, на несколько мгновений застыв в воздухе, коснулось листа. В сторону никому не нужные приветствия! Сегодня уже двенадцатое, до переводных экзаменов в Бар-Шаббе осталось две недели… Всё зашло слишком далеко, это необходимо прекратить — то, чем так восхищается Моссден, лишь юношеский бунт, попытка Нейлара кому-то что-то доказать, в противном случае его таланты пробудились бы гораздо раньше, и уж кто-кто, а он, Кендал, наверняка бы это заметил!
Герцог посыпал короткую записку песком, отряхнул, вложил в конверт и потянулся к футляру с сургучными стержнями. Письмо он отправил немедленно. И тем же вечером, вновь сидя в своей библиотеке напротив закутанного в плащ Бервика, говорил, не глядя на него:
— Вы обещали мне, граф, в обмен на мое молчание, что ни волоса не упадет с головы моего наследника. Пришло время напомнить вам об этом. Путь воина — не его путь. Одним только богам известно, почему Нейлар думает иначе, но он не боец, и я не хочу, чтобы он ушел в чертоги Танора раньше меня. Поэтому делайте что хотите, привлекайте кого хотите, и пусть эти люди лгут, подтасовывают карты, нарушают правила — только не допустите, чтобы мой сын своего добился. Я не желаю видеть Нейлара на боевом факультете — ни сейчас, ни когда-нибудь впредь!