Вопрос любви
Шрифт:
— Я до сих пор ее боюсь.
— …и что когда тебе было девять, Фелисити нечаянно разбила тебе нос, показывая, как играют в хоккей, поэтому у него необычная, но соблазнительная форма. — Он поцеловал меня. — Ну как? Я перешел в следующий раунд?
— Еще как. К тому же набрал бонусные очки.
— А другие участники есть?
— Нет. Они отсеялись.
Я вошла в смежную со спальней ванную и включила душ. В этот момент я подумала о том, что мы с Люком можем совместить две приятные вещи — восхитительное предвкушение долгих отношений, начавшихся только что, и приятную предсказуемость прежних. К нашим услугам и неизведанное, и история, новый опыт и совместные переживания. С ним у меня было и Теперь —
— Да… — Люк снял трубку, и его голос скрипнул от утомленности. — Что? Нет, я не слышал твоих сообщений — вернулся поздно. Нет. Я был в кино. С другом, если тебе интересно. Так, Магда, что тебе нужно? Еще очень рано… Ты уверена, что ситуация критическая?.. Я не толстокожий — просто мне кажется, что ничего страшного нет… Ты давала ей калпол?.. Нет, я не хочу, чтобы она пропускала уроки без уважительной причины…
Пока Люк от безысходности и эмоционального напряжения на повышенных тонах говорил с Магдой, я открыла аптечку в поисках обещанной зубной щетки. Там стояли его бритвенные принадлежности и флакон «Пенхалигонс» с ноткой ветивера. Еще тюбик зубной пасты, зубная нить, калпол, маленькая расческа, коробочка с пластырем «Маленькая русалочка», а на нижней полке я разглядела флакончик крем-пудры «Ланком», туалетную воду «Герлен» с распылителем, две помады и тушь, бутылочку увлажняющего лосьона «Деклеор», какой-то очищающий лосьон № 7 и открытую упаковку «Тампакса»… Я почувствовала себя так, будто в моих жилах течет огонь.
— Хорошо, хорошо, Магда. Ехать в Чизвик в час пик не лучшая идея, и я не считаю, что в этом есть какая-то необходимость, и у меня сегодня в галерее очень много работы, но раз уж ты сама не справляешься…
Она бросила его десять месяцев назад. Почему же ее вещи до сих пор здесь? Я была так напряжена, что слышала, как дышу.
— Нет-нет, я ни в коем случае не говорю, что ты плохая мать… совсем нет, Магда… — Поняв, что разговор не будет кратким, я выключила воду. Зазвенела обрушившаяся тишина, как будто я только что ударила в огромный гонг.
— Что? — донеслось до меня восклицание Люка. — Никого. Нет. Я один. Потому что я собирался принять душ, но выключил воду. Ладно, ладно, ты победила: я приеду прямо сейчас и не пойду в душ. Довольна? Хорошо. Можно мне наконец положить трубку? — Он вздохнул, положив мобильный. — Извини, — сказал он, заходя в ванную и открывая кран с холодной водой. — Она постоянно меня достает, как ты, наверное, успела заметить.
— А почему ты сказал, что один?
Он плеснул себе в лицо холодной воды, а потом взял полотенце.
— Потому что не хочу раздражать ее. Если она поймет, что у меня женщина, то просто сойдет с ума.
Я вздрогнула, будто получила пощечину.
— Несмотря на то, что сама от тебя ушла?
— Да.
— И несмотря на то, что у нее есть приятель?
— Да. — Он взял одежду.
— А тебе не кажется, что это как-то несправедливо?
— Кажется. Но Магда в принципе несправедлива, а еще у нее неустойчивая психика, если не сказать — невменяемая. — Он сунул ноги в шорты, затем натянул джинсы. — Если я буду ей докучать, она сократит мое время с Джессикой — она постоянно мне этим угрожает. — Он надел вчерашнюю футболку. — Или приложит все усилия, чтобы настроить дочь против меня…
— Она опустится до такого?
— Если я выведу ее из себя, то да. Ее очень легко вывести из себя, поэтому я из кожи вон лезу, чтобы не раздражать ее.
— Ее вещи до сих пор лежат в ящичке в ванной, — тихо сказала я. Сердце до сих пор не могло успокоиться после того, как я их там увидела.
— Да? — Он пригладил волосы пальцами. — Честно говоря, я этого даже не заметил — голова вечно
Находиться в доме Люка в полном одиночестве было как-то странно. Подняв с пола свою блузку, я взглянула на фото его родителей — они были точно такими, какими я их помнила, — его сестры Ким, переехавшей в Австралию, и Роки, его старой собаки. Дверь гардероба была открыта, и я подошла, чтобы закрыть ее, но не устояла и заглянула внутрь. Там висели пиджаки Люка: в основном на каждый день, но были и три элегантных — наверное, с тех времен, когда он работал в «Кристис». Рядом — рубашки в строгую полоску и тонкую клетку, а одна набивная от «Либерти». Теперь такие вошли в моду у мужчин. Я так и видела, как Люк красуется в них. На ней был такой классический рисунок в стиле ар-нуво, исполненный в красно-бирюзовых тонах. Но когда я ее вытащила, оказалось, что она совсем не мужская. Я почувствовала себя так, словно мне на грудь плеснули кислоты.
Теперь было видно, что рядом висело черное тяжелое коктейльное платье из сатина, за ним — бархатный пиджак восьмого размера и бледно-зеленое шелковое платье в стиле сороковых с ландышами. Затем я посмотрела на пол гардероба. Там стояло три пары туфель на высоких каблуках. У нее миниатюрные ножки. Я почувствовала, что ненавижу ее за это и за то, что прошел почти год с тех пор, как она оставила Люка, а ее вещи до сих пор повсюду развешаны. Я едва смогла побороть желание сорвать их с вешалок и засунуть в мусорную корзину. Зато у меня не получилось противостоять мазохистскому искушению поискать дальнейшие следы присутствия ее в квартире. Оказалось, что найти их несложно.
На камине в китайской вазе, в которой он хранил свои запонки, я нашла две пары хрустальных сережек, большую брошь со стразами и нитку жемчуга. На полке над кроватью стоял «Дневник Бриджит Джонс», венгерско-английский словарь и «Руководство по уходу за козами». В нижнем ящике комода лежали две шелковые ночные рубашки, куча колготок и, к моему ужасу, кружевные трусики. В ночной тумбочке, по всей видимости, на «ее» стороне, лежали четки, щетка для волос, лак для ногтей малинового цвета и маленькая кожаная сумочка. Куда бы я ни взглянула — она наследила везде, всюду оставила свой скользкий блестящий след слизнячка.
Я бросилась на кровать; у меня колотилось сердце, а к горлу подступила тошнота. Почему здесь до сих пор так много ее вещей — вплоть до самых личных? Может быть, они с Люком до сих пор вместе?.. Я сделала глубокий вздох, заставляя себя мыслить разумно. Потом отдернула шторы. На небе ни облачка. Нет, не может быть. Потому что если бы они «до сих пор», он не стал бы ухаживать за мной.
— Она его бросила, она переехала, она нашла другого, — твердо сказала я сама себе. Но даже так я чувствовала себя запутанной и разочарованной. Однако когда надевала юбку, то увидела нечто, удивившее и успокоившее меня. На стуле у окна сидел Уилки, мой мишка. Я взяла и обняла его, вдыхая запах ветхости. Его замшевые лапы были потерты и блестели, а зеленый свитер, который мама связала для него, когда мне было пять лет, сильно изношен, но сам он сохранился неплохо. Я подарила его Люку, когда он выздоравливал после удаления аппендицита, потому что хотела, чтобы у него было что-нибудь, что я очень любила. Он сохранил его и, судя по всему, дорожил им. Немного успокоившись, я ушла.