Вопрос любви
Шрифт:
Викарий озарил ее улыбкой.
— Да! Правильно! Это Святой Дух. — До меня донесся измученный вздох Фелисити, которая стояла впереди. — А кто скажет мне, как звали Иоанна, который крестил Иисуса в реке Иордан? — елейно произнес он. — Даю подсказку — это не Леннон, хотя некоторые могут подумать, что это так. На самом деле это был Иоанн?.. — Он снова приложил руку к уху. — Ну же, ребята. Начинается с «ка». Кр… Кр… Кре… — К этому моменту нашими языками можно было вытаскивать пробки из бутылок. Всеобщее замешательство достигло такой степени, что даже передалось Оливии, потому что впервые за все время она начала плакать. По-моему, Фелисити ущипнула ее — и это сделало свое дело. Оливия оглушила нас диким ревом,
— Слава Богу, — пробормотала Фелисити, продолжая улыбаться так, словно стоит перед камерой на телевикторине. — Подумать только — я пожертвовала двести фунтов! Если бы я знала, что они подсунут этого мима, ограничилась бы пятьюдесятью. Ладно, — она передала Оливию Хью, — по крайней мере не придется появляться здесь до ее миропомазания. Так, поехали домой на «шампунь» и торт.
Тот, кому не приходилось раньше бывать здесь, сегодня не прошел бы мимо нужного дома. Розовые и белые гелиевые шары с надписью «Оливия» весело плясали над воротами, а на двери красовался огромный букет из белых цветов. Мы ввалились в дом и не уместились бы в ограниченном пространстве, если бы перед домом не была разбита палатка с розово-белыми полосами. Я начала прокладывать дорогу к моей второй кузине, которую не видела несколько лет, как тот самый человек, который махал мне в церкви, подошел ко мне с выражением страстного нетерпения на лице.
— Лора? — сказал незнакомец. Он преградил мне путь, что мне показалось несколько грубоватым.
— Да? — отозвалась я, тупо глядя на него. — По-моему, мы не…
Он протянул мне костлявую руку.
— Норманн Скривенс. — Господи Боже… Я была поражена, особенно теперь, когда поняла, что это мой «бойфренд»! — Фелисити сказала мне приглядывать за тобой.
— В самом деле? — слабо произнесла я. Я чувствовала, что его взгляд пронизывает меня насквозь, оценивая мои данные. Меня чуть не вывернуло наизнанку.
— Ну вот и я! — драматично констатировал он. — Очень рад с вами познакомиться. — Его ладонь была влажной, как кожа у змеи. — Мы с Фелисити познакомились еще в детском саду.
— Да?
— Она учила мою дочь несколько лет назад.
— Ясно.
— Очень милое крещение, — заметил он. — Только апломба многовато, — ни с того ни с сего добавил он, а потом закатил глаза — чертов воображала! Неужели он и в самом деле решил, что если будет потешаться над моей сестрой, то произведет впечатление на меня?
— Мне показалось, что все прошло как надо, — безэмоционально сказала я. — Фелисити пережила много неприятностей.
— О да, конечно, только викарий был какой-то неказистый, не так ли? — деланно улыбнулся он. «Не неказистее тебя», — хотела ответить я. Он был лысый, как черепаха, и, при ближайшем рассмотрении, я бы сказала, что ему под шестьдесят. У него было вытянутое лицо с резкими чертами, поросячьи голубые глазки за стеклами очков в стальной оправе, а когда он улыбался — у него на лице была именно такая идиотская ухмылка, — на его шее собирались складки и морщины.
— Фелисити рассказала мне о вас все, — сказал он. У него только что слюнки не текли при взгляде на меня.
— Неужели? — Теперь я забеспокоилась по-настоящему.
— И я, конечно, узнал вас по телевизору, — с энтузиазмом добавил он. Молодец, сделал домашнее задание. — Должен сказать, вы и впрямь очень умны. — Я почувствовала, как у меня начинает отвисать челюсть. — Вы столько знаете. — Я сделала себе анестезию от ужаса, сделав большой глоток шампанского. — Quadrimum… — хихикнул он. — Должен вам сказать, я помню это слово еще со школы — то ли какая-то
— Вовсе нет. Это ода Горация, и это гимн жизни и юности. Он подчеркивал: «Capre diem». Его поэмы чудесны. Читая их, переосмысливаешь собственную жизнь.
— Carpe diem, значит? Ну ладно, я вообще-то и сам кое-что знаю о вине, — не унимался он. А потом и вовсе завел ужасно тоскливый монолог о своем «огромном погребе» в «доме недалеко от Челси», вставил он как бы невзначай — как будто меня это волнует! — и как ему нравится «ездить на машине во Францию», а еще «карабкаться по холмам» и «собирать антиквариат». Через десять минут я недоумевала, почему он до сих пор не приклеил себе на лоб объявление о знакомстве, чтобы сэкономить кучу времени и сил.
— Ну, мне было очень приятно с вами познакомиться, — сказала я так вежливо, как только можно. — Но мне надо еще тут походить.
— О, конечно — встретимся попозже.
Я ничего не ответила.
Я направилась к палатке и поговорила с тетей и дядей, но через пару минут боковым зрением заприметила Скривенса. Неужели он не понимает намеков? Потом пошла в столовую и поговорила еще кое с кем, но он и там не оставил меня в покое. Чтобы сбить с него спесь, я погрузилась в долгий разговор с бывшим коллегой Хью, который стал пытать меня насчет викторин.
— А как можно увеличить шансы на победу? — спросил он.
Я сказала, что есть такая возможность: например, можно выучить элементы периодической таблицы, или названия всех столиц мира, или имена всех президентов США, или английских королей и королев, или самые известные произведения самых известных композиторов, или примечательные исторические даты, или планеты Солнечной системы, или справочник существительных; мои любимые — это «косяк» медуз и «стая» ворон.
— И конечно, нужно читать газеты, слушать радио, смотреть телевизор и вообще быть эрудитом. Но самая главная особенность — быть легкомысленным. Моя короткая продолжительность концентрации внимания сослужила мне хорошую службу, — уже будучи навеселе, попыталась пошутить я. — Дело тут не в уме, а в памяти и умении выудить нужную информацию в нужный момент, а это означает, что ты просто не можешь долго концентрироваться на чем-то одном. Уделишь больше трех секунд внимания — и так глубоко увязнешь в сексуальных грешках Генриха Восьмого или в чем угодно, что не заметишь, как летят драгоценные часы, а вместе с ними и возможность узнать сотни интересных фактов, пусть даже поверхностно. — Я снова сделала огромный глоток шампанского. — Кого интересует психологическая мотивация или глубокое погружение в область общеизвестных фактов? — шутливо заключила я.
Хью все это время оживленно беседовал с университетской подругой Фелисити — юрисконсультом по имени Шанталь Вейн. Флисс ее боготворит, а я, признаться, недолюбливаю — она ледышка.
— Еще шампанского, мадам?
К моему удивлению, мой бокал опять оказался пустым.
— Почему бы и нет?
Вообще-то к этому моменту я чувствовала, что мертвецки пьяна. Выпить гораздо больше нормы мне позволило лишь мое приподнятое настроение. Я была среди своей семьи: чувствовала себя в безопасности, уверенности было хоть отбавляй. Я пережила много тревог и неприятностей, но теперь все относительно пришло в норму. Однако я по-прежнему ощущала, как меня буравит взглядом Скривенс, пытаясь нарваться на разговор. И тут — только не это! — я заметила, что он снова направляется ко мне. Почему этот человек не понимает языка жестов? Мне что, встать и крикнуть: «Отвали!»? Я стремглав бросилась наверх, в комнату отдыха, откуда гости стали понемногу расходиться. Мы пообщались с соседями, с которыми уже когда-то встречалась, я выпила еще бокал шампанского, а потом передо мной неожиданно снова возник Скривенс.