Вор (Журналист-2)
Шрифт:
— Да так, — усмехнулся старик. — Показалось, что… Копия это… Крутая, правда… Видать, Миша по второму кругу пошел — с левой ювелирки на живопись переключился…
— А вдруг — подлинник? — спросил Пианист, складывая лестницу и вынося ее в прихожую. Вор улыбнулся, свернул холст и убрал его обратно в тубус.
— Подлинник, Жора, в Эрмитаже. И не в запасниках, а на постоянной экспозиции, так что…
В этот момент в кармане его плаща запищал «воки-токи». Старик вынул устройство, нажал на кнопку приема и поднес коробочку к уху. Спокойный голос Равиля сообщил:
— У меня здесь такси какое-то левое крутится…
— Понял, — ответил вор. — У нас все, мы уходим. Через пять минут подтвердим.
В прихожей старик тщательно протер замшевой тряпочкой все поверхности, к которым они
На лифте они поднялись на последний, седьмой этаж, вышли и поднялись еще на один пролет к металлической лесенке, которая вела на чердак. Жора кошкой взлетел к чердачному люку и, в несколько секунд открыв висячий амбарный замок, откинул крышку. Старик подал Пианисту сначала одну сумку, затем другую (Жора, стоя на лестнице, быстро переправил добычу на чердак), потом сам встал на ступеньки, отдал напарнику, протянувшему уже из люка руку, тубус и полез наверх. Их ухода на чердак никто не видел — ни одна дверь в подъезде не открывалась, и с улицы никто не заходил. На чердаке они скинули с себя плащи, сняли с обуви галоши и упаковали весь этот пенсионерский прикид в легкую нейлоновую сумку. После этого вор достал «воки-токи» и сказал в переговорное устройство только два слова:
— Мы выходим.
— Понял, — так же кратко откликнулся Равиль, по-прежнему качавший во дворе детскую колясочку.
Через пять минут из подъезда, расположенного правее подъезда Монахова, вышел мужчина средних лет с двумя сумками и благообразный осанистый седой старик с черным тубусом в руках — ни дать ни взять профессор из технического вуза.
— Вас подвезти? — вежливо спросил старика мужчина с сумками. Со стороны казалось, что один предлагает другому обычную соседскую услугу. Профессор важно кивнул, парочка вышла из подворотни и погрузилась в замызганный «Москвич-412».
Как только таратайка уехала, встал с лавочки во дворе и «старичок» с колясочкой. «Пенсионер», очень натурально шаркая подошвами разношенных туфель, выкатил коляску на Каменноостровский, прошел квартал и свернул в подворотню. Войдя в первый попавшийся подъезд, «старичок» закатил коляску под лестницу, снял с себя плащ и шляпу и сложил их в вынутый из кармана пластиковый пакет. Потом Равиль достал из-под одеяла в коляске пистолет Стечкина, сунул его сзади за ремень брюк и поднялся на второй этаж. Там он снова вынул пистолет, обтер его носовым платком, в него же завернул ствол и затолкал за батарею парового отопления. Уходить с оружием было опасно: дурацкая случайность, проверка документов милицейским патрулем могла стоить очень дорого, гораздо дороже цены «Стечкина». Впрочем, Равиль был человеком хозяйственным и подумал о том, что через день можно будет послать за стволом какого-нибудь ханыгу: пьяница согласится хоть автомат волочь через весь город за пару пузырей дешевой водки из ларька…
На улице было уже темно, когда из подворотни на Каменноостровский вышел подтянутый моложавый мужчина с характерным восточным разрезом глаз. Ему не составило труда быстро затеряться в сутолоке оживленного проспекта…
Часть I. Вор
В конце сентября 1992 года на Петербург обрушились холодные дожди, быстро добившие недолгое бабье лето. Первый заместитель начальника питерского ОРБ [8] Геннадий Петрович Ващанов ежился от холода в своем кабинете на третьем этаже Большого дома на Литейном и с тоской смотрел на дождевые слезы на оконном стекле.
8
ОРБ — оперативо-розыскное бюро, особое подразделение милиции, переименованное позднее в РУОП — региональное управление по борьбе с организованной преступностью.
В кабинете было действительно прохладно — центральное отопление еще не включили и включить должны были не скоро, а допроситься обогревателей в ХОЗУ было делом нереальным. Поэтому Геннадий Петрович сидел за своим столом в наброшенной на плечи куртке и, зябко передергивая плечами, мечтал о горячем песке, теплом море и ярком солнце. Многие «клиенты» подполковника Ващанова — бандиты и «прибандиченные» бизнесмены — продлевали летний сезон, уматывая на Кипр или в Турцию: там и в октябре еще можно загорать и купаться. Сволочи… Геннадий Петрович почувствовал сильнейшее раздражение к тем, кого еще только начинали называть новыми русскими и кто мог позволить себе поездки на модные курорты, казавшиеся еще совсем недавно абсолютно недоступными для советского человека…
Раздражение подполковника было особенно острым оттого, что, в принципе, он тоже мог бы купить тур на Средиземное море для себя и своей любовницы Светочки, танцевавшей в варьете ресторана «Тройка». Денег хватило бы и на билеты, и на приличный отель, и на кабаки. Проблема была в том, что после возвращения из такой поездки возникло бы очень много вопросов и у «особой инспекции» [9] , и у старших братьев [10] , и у своих же сотрудников. Правильный мент не может ездить с любовницей на Кипр. Правильный мент должен ловить тех, кто туда ездит, ходить на службу в говенном костюме, стрелять деньги перед получкой, курить дешевые сигареты и ездить на трамвае. Вот тогда ни у кого никаких вопросов не будет.
9
«Особая инспекция» — жаргонное название Инспекции по личному составу — подразделения, входившего организационно в службу кадров и занимавшегося вопросами внутренней безопасности. Инспекция проводила разработки сотрудников милиции, подозревавшихся в коррупции и совершении должностных преступлений.
10
Старшими братьями в милиции до сих пор называют сотрудников ФСБ — бывшего КГБ. В Большом доме на Литейном, 4 милиция занимала первые три этажа, а комитетчики, которых после переименования их организации начали дразнить федерастами — все остальные, как и положено старшим братьям.
Ващанов скрипнул зубами и, скривившись, достал из лежавшей перед ним на столе мятой пачки «беломорину». Дома Геннадий Петрович уже давно курил только «Мальборо», да и на работе, честно говоря, таскал с собой «Беломор» больше для «блезиру», — когда подполковнику хотелось покурить, он выходил в коридор и стрелял сигаретку у кого-нибудь из сотрудников. Если сигарета оказывалась приличной — «Кэмел», скажем, или «Ротманс», — Ващанов, угощаясь из протянутой ему пачки, обязательно норовил подколоть сослуживца, говоря с наигранным удивлением вроде как в шутку:
— Бога-атые сигареты… Интересно, откуда у оперов деньги на такие? Коррумпируемся помаленьку?
Сотрудник, натянуто улыбаясь, начинал что-то отвечать, а Геннадий Петрович снисходительно кивал, с удовольствием затягиваясь халявкой.
Но сейчас идти в коридор на охоту подполковнику не хотелось. Час назад он, что называется, нарвался — подошел к группе оперов, смоливших у туалета что-то явно неплохое, судя по запаху, и попросил закурить. Гришка Луговой, с которым Ващанов начинал когда-то свою милицейскую карьеру еще в Куйбышевском РУВД, мгновенно сориентировался и вытащил из кармана расхристанную пачку «Беломора»:
— Держи, Гена, это вроде твои любимые?
Подполковнику оставалось только с кислой миной взять полувысыпавшуюся папиросу и удалиться к себе в кабинет, спиной чувствуя ухмылки оперов.
«Ничего, Гриша, ничего… остроумный ты наш. То-то до сих пор в капитанах бегаешь! Седой уже, а как мальчишка. И все из-за характера, не хочешь с руководством правильно отношения строить — не надо». Сам Геннадий Петрович год назад получил звание подполковника милиции и очень этим гордился. Когда у него иногда портилось на службе настроение, он открывал стоявший в кабинете шкаф и примерял китель с подполковничьими погонами, форма очень шла Ващанову, и он носил бы ее с удовольствием, но не принято это было в ОРБ, опера засмеяли бы…