Ворг. Успеть до полуночи
Шрифт:
– Но отец, он не вынесет, если со мной что-то случится, – обреченно сказала она. – Меня специально отправили в Сокрытые гроты, в королевстве не спокойно из-за Ильвы.
– Твоя правда, – согласился я. – Не знаю, как в Центральных землях, но в Восточном крае полный бардак.
Она сказала печально:
– В центре тоже. Это все я виновата.
Я остановился и обернулся. Девушка замерла на середине дороги с опущенной головой. Рыжие локоны треплются от ветерка, подол юбки покрылся серо-коричневой пылью, и вообще – она плохо вписывается в окружение изумрудных деревьев. Такой самое место сидеть
– А вот теперь поподробнее, – сказал я.
Она тяжело вздохнула и проговорила так тихо, что пришлось напрячь слух:
– Отец пошел на сделку с Ильвой ради меня.
Картинка, наконец, сложилась в одну. Резная повозка, ухоженные лошади, штаны с замысловатым ремнем, наряд на десяток золотых.
Я спросил изумленно:
– Ты принцесса?
Она кивнула.
– Да. Горе-принцесса.
Я задумался. Что делать с изнеженной принцессой, да еще в опасном путешествии? Тащиться во дворец – последнее, что станет делать разыскиваемый ворг. Кроме того, мне действительно без разницы, что с ней дальше случится. В конце концов, надо было охраны больше давать. Не больно-то король переживал, отправляя дочь через лес, полный нежити, в сопровождении возничего и одного гвардейца. Тот сражался храбро, но что такое человеческий гвардеец против полсотни мертвяков?
– Что ж, – сказал, наконец, я. – Наверное, принцессой быть хорошо, но это ничего не меняет.
– Что это значит? – спросила она.
– Я не могу тащить тебя за собой, – пояснил я. – Тем более, ты ведь действительно, от части, виновата в этом бедламе.
Девушка подняла на меня голубые, как небо глаза. В них задрожала влага. Она секунду смотрела на меня, потом всхлипнула и спрятала лицо в ладонях. Плечи затряслись от рыданий, даже страшно стало – как истерика изменяет женщину.
Не выношу слез, ни ворговских, ни человечьих. Есть в этом что-то противоестественное, будто тебя обманывают самым подлым способом и совершенно этого не скрывают. И запах у слез ужасный. Не то, чтобы плохой, но от него теряешь волю и концентрацию.
– Ну, перестань, – не выдержал я на конец. – Слезами горю не поможешь. Я действительно не могу тебя взять и отвести домой, или куда там надо.
– В гроты, – подсказала она всхлипывая.
– Вот-вот, – согласился я. – В гроты. Туда тоже не могу.
– Почему-у-у, – протянула принцесса сквозь ладони.
Я раздраженно зарычал и проговорил:
– Во-первых, времени мало. Во-вторых, ваш брат, сама знаешь, отлавливает нас, как диких зверей. А мне не очень хочется на псарни.
Она еще сильнее зашлась в плаче. Я заткнул уши и сморщился – невыносимо. Чувствует она что ли, как у меня крышу сносит от истерики.
Несколько минут она ревела, как раненная лиса, терла кулачками глаза и прикрывала нос. Губы распухли, веки покраснели, но даже в таком виде она все еще красавица.
В конце концов, я не выдержал и рявкнул:
– Хватит!
Она тут же замолчала и уставилась на меня круглыми глазами. Мокрые ресницы блестят на солнце, грудь часто вздымается. Конечно. Не получилось истерикой, будет пробовать всякие женские штучки.
– С меня довольно. Удачи, – сказал я резко, развернулся и побежал по дороге.
Бежал около полу часа, все время думая – что будет с этой дурехой. Девушка одна, в Изумрудном лесу. Первый же разбойник разделается с ней известным способом. Хотя девка хитрая, может убедить не трогать, доставить куда надо. Если правильно поманить золотом – любой задумается. Особенно люди. У них к деньгам особая страсть.
Убеждая себя, я добрался до развилки. На обочине торчит невысокий столбик с двумя дощечками, вырезанными в форме стрелок. Время и шашель их не пожалело, поверхность изъедена длинными бороздами, кое-где сквозные дыры. Надписи поистерлись, пришлось потратить пять минут, чтобы разобрать, какая дорога куда ведет.
– Абергуд, – прочитал я вслух и поплевал на пальцы, чтобы стереть куски грязи с дощечки.
Дорога в топи ведет налево и теряется где-то в тумане. Вот уж точно – болота. До них неизвестно, сколько верст, а дымку аж отсюда видно. Жуткое место, эти Абергудские топи.
Когда был детенышем – нас пугали кровожадными болотными тварями. Они обязательно придут, если не слушаться старших, не мыться и перекидываться без разрешения. До четырех лет оборачиваться можно только под присмотром, и то ненадолго. Иначе заиграешься и не вернешься в человечий облик. Дети податливы для ворговства, не заметишь – как уже и лисой быть вполне привычно, да и превращаться обратно не охота. Бегай себе, лови мышей.
Я отошел в сторону и сел под куст, чтобы как следует обдумать план действий. Что там говорил мертвяк? С чародеем Ильва разговаривала два дня назад. Тот обещал талисман через три. Значит, у меня в запасе сутки, чтобы добраться до горы Ир через Абергуд и Мертвую степь. Главное не помереть где-нибудь по дороге.
Не знаю, что хуже – полная неизвестности трясина, или полчища нежити, которые шатаются по полям. Вообще-то, одинокая нежить, это хорошо – еда, кости, все прекрасно. Главное не попадаться на глаза отрядам или как там они организуются. Еще понять бы, где эта гора.
Мысли настолько увлекли, что не заметил как переменился ветер. Что-то не везет в последнее время с ним – все отменяя дует. Я резко обернулся и приготовился к атаке.
Глава 6
На дороге застыла принцесса и виновато хлопает ресницами.
Я зарычал от раздражения – ну что этой дурехе от меня надо?
– Ты как меня нашла? – спросил я.
Она немного помялась, накручивая рыжую прядь на палец, и отшагнула назад.
– Просто шла следом, – ответила она робко, так робко, что покраснели щеки.
Но меня этим не пробить, видал я, как даже гоблины теряют голову рядом с очаровательными человеческими девушками. Есть в них что-то притягательное. Слабые, беззащитные, совсем негодные по ворговским меркам. Это я какой-то кривой – всех сирых и убогих собираю. Только после неудачного приключения с дочерью сыровара дел с людьми иметь не хочется. Бок целый месяц заживал от удара вилами.
– На что надеешься? – снова спросил я, чуть мягче. Неловко как-то рычать на женщину просто так.
В глазах принцессы блеснуло нечто вроде надежды, хотя волосы постоянно лезут ей в лицо, и трудно понять – что там за выражение.