Воришка
Шрифт:
— На свете столько прекрасных мест, — начал он твердым голосом, — которые стоит посмотреть.
— Например?
— Ну, скажем, Калифорния. Там круглый год цветут цветы. — Он немного поколебался. — Вот что я хочу вам сказать. Я давно уже мечтал о том, чтобы в один прекрасный день продать свое дело и, уйдя на покой, переехать в Калифорнию.
— Что же вам мешает сделать это?
— Я не мог до сих пор воплотить в реальность свою мечту только потому, что одинок, нет у меня ни семьи, ни друзей. А вы были когда-нибудь в Калифорнии?
— Много раз я проводила лето в Сан-Франциско.
— Вам там нравилось?
— Очень.
— Мне тоже там нравится. — Он снова прокашлялся. — Но в одиночку я бы там жить не смог. Вам не холодно?
— Нет, ваш плед греет великолепно.
— Как птица... насколько я понимаю, быть вольной птицей, оказывается, вовсе не так уж и замечательно.
— Почему?
— Слишком много свободы, не знаешь, что с ней и делать, разве что кружить в воздухе. Такая жизнь не подходит для столь солидной женщины, как вы, миссис Китинг.
— Вполне возможно.
— Полагаю...
— Знаю, Мак-Ковней, о чем вы думаете.
— Правда?
— Разумеется.
Мак-Ковней зарделся.
— Это... все как-то неожиданно, не правда ли?
— Я так не нахожу.
— Но еще полчаса назад я об этом и подумать не мог.
— Это вы. Женщины в таких вопросах более проницательны.
На какое-то мгновение Мак-Ковней замолчал.
— Конечно, мое предложение о женитьбе было сделано не в слишком романтичной форме. Я должен был сказать несколько прочувственных слов.
— Еще не поздно.
Он крепко обхватил рулевое колесо.
— Я думаю, что люблю вас.
— Надо говорить не так, — строго возразила она. — Я ведь не глупая гусыня, которая теряет голову от подобных слов. В моем возрасте любви уже не ждут. Я не хочу...
— Но я действительно люблю вас, — заявил Мак-Ковней.
— Не думаю.
— Вы еще в этом убедитесь.
— Это будет еще одним чудом, совершенным вами, Мак-Ковней?
— Главным из них.
Впервые в своей жизни миссис Китинг услышала признание в любви. В благоговейном молчании она сидела возле Мак-Ковнея, скрестив руки на груди, как девочка во время богослужения.
В Детройте Мак-Ковней поместил ее в отель и поспешил обратно домой, чтобы успеть на «похороны» миссис Китинг.
Две недели спустя они зарегистрировали свой брак в небольшом городке близ Чикаго. Во время долгого, безмятежного путешествия на Запад в автомобиле Мак-Ковнея оба они почти не говорили о прошлом и не высказывали тревоги в отношении своего будущего. Продавая свою похоронную контору, Мак-Ковней слишком торопился, что не позволило получить за нее настоящую цену. Поэтому он был несколько стеснен в средствах. Но он не хотел волновать свою жену подобными проблемами. К тому времени, когда они добрались до Сан-Франциско, от капитала Мак-Ковнея осталось совсем немного. И большая часть этого остатка пошла на покупку маленького домика в Беркли.
Поздней осенью деньги у них кончились совсем, и Мак-Ковнею пришлось стать продавцом в обувном отделе большого магазина. Неделю спустя вместе с первой зарплатой он получил и уведомление об увольнении с работы.
Обо всем этом он поведал за ужином Элеоноре столь непринужденно, словно это была милая шутка, сопроводив свой рассказ парой анекдотов, чтобы уж наверняка вызвать у нее улыбку.
Но она выслушала его со всей серьезностью.
— Значит, ты всю неделю торговал ботинками.
— Да.
— Почему ты не сказал мне, что нам срочно нужны деньги?
— Не волнуйся, как-нибудь выкрутимся. Я могу легко устроиться куда-нибудь еще.
— Кем же?
— Тем, кем я был всю свою жизнь.
Она наклонилась над столом и коснулась его руки.
— Но ты ведь не хотел больше быть устроителем похорон.
— Это ничего не значит.
— Подобная работа ведь всегда претила тебе.
— Говорю тебе, это ничего не значит.
После этих слов она решительно поднялась со своего места.
— Что ты задумала, Элеонора?
— Я напишу письмо, — вздохнула она.
— Элеонора, давай не будем делать поспешных шагов.
— Мы были так счастливы. Но это не может длиться вечно. Это было бы уж слишком.
До него не сразу дошел смысл сказанных ею слов.
— Ты хочешь сказать кому-то, что осталась жива?
— Нет. Я не могу раскрывать эту тайну, по крайней мере, пока. Хочу только дать им понять, что я не лежу в могиле и они, следовательно, не могут распоряжаться моими деньгами.
— Но почему?
— Если со мной что-нибудь случится, ты, как супруг; должен иметь право на свою часть наследства.
— С тобой ничего не должно случиться. Об этом мы будем заботиться вместе, не правда ли?
— Разумеется, Мак-Ковней.
— Мы с тобой не будем больше думать о смерти.
— Я пошлю письмо Михаму, — сказала она.
— Вот так появилось это послание. — В голосе Мак-Ковнея появились усталые нотки. — Оно было написано ради меня. Остальное, Михам, вы знаете.
— Не до конца, — заметил я.
— Что вы хотите узнать еще?
— Окончание.
— Окончание. — Мак-Ковней снова заерзал на сидении и вздохнул. — Я не хочу думать об этом.
За следующим светофором я, по указанию Мак-Ковнея, повернул направо. На обочине улицы ровными рядами росли липы.
Через три улицы к югу показался маленький, увитый зеленью и хорошо побеленный домик. С его кровельного лотка на землю падали капельки воды.
Я заглушил мотор и вышел из машины. Мысль о том, что вскоре я снова смогу увидеть миссис Китинг, наполняла меня огромной радостью. Пока я открывал дверцу автомобиля, Мак-Ковней продолжал сидеть, не шелохнувшись и уставившись прямо перед собой.