Воришка
Шрифт:
— Это я улажу.
— Каким образом?
— Дайте мне лист бумаги и что-нибудь, чем можно писать.
Мак-Ковней не протестовал, поскольку именно себя считал виноватым во всем. Он сотворил это чудо. И он же должен отвечать за все его последствия.
Свое письмо миссис Китинг датировала числом трехнедельной давности.
«По поводу своего захоронения передаю мистеру Мак-Ковнею следующие распоряжения: Поскольку в период моей жизни я больше всего ценила замкнутость и уединенность, то и после смерти
Элеонора Регина Китинг».
Она дважды перегнула лист бумаги и подала его Мак-Ковнею.
— Покажете это Мэри, Джоан и мистеру Михаму, моему адвокату. — Она, без сомнения, была очень довольна собой. — Захватывающее дело, Мак-Ковней, не правда ли?
— Да уж, — вяло произнес Мак-Ковней.
— У меня что-то аппетит разгулялся. Не знаю, здесь есть кухня?
— Нет.
— Тогда принесите мне что-нибудь из магазина на углу. Два сэндвича с салатом из тунца и кофе побольше. Вся еда, — добавила она насмешливо, — за ваш счет. Я забыла дома свой кошелек.
— Деньги, — произнес Мак-Ковней. — Деньги.
— О чем это вы?
— А что будет с вашими деньгами?
— Недавно я составила завещание.
— На что же вы собираетесь жить?
— Возможно, — сухо заметила миссис Китинг, — вам удастся сотворить еще одно чудо.
Когда он принес из магазина еду, она с явным удовольствием поела и выпила кофе. Второй сэндвич миссис Китинг предложила Мак-Ковнею, но он был слишком удручен, чтобы думать о еде. Сотворенное им чудо лопнуло как большой мыльный пузырь. Вместо него появилось чувство, что он выковал железную пулю.
Так прошел день. Он покинул миссис Китинг, оставив ей несколько яблок и кипу старых журналов. На следующий день Мак-Ковней переговорил с Мэри и Джоан Китинг, а также позвонил Михаму. После обеда он отпустил своего помощника Джима Вагнера, и когда тот ушел, набил гроб миссис Китинг — прекрасную модель из бронзы и белого сатина, выбранную Мэри по каталогу — обернутыми в старые газеты камни, чтобы сохранился нужный вес.
Мак-Ковней был слабым человеком, ему редко приходилось затрачивать на что-либо физические усилия. Поэтому, когда он закончил, его тело дрожало от усталости.
И тут позвонила Мэри, заявившая, что они с Джоан еще раз подумали и решили, что раз миссис Китинг при жизни была столь экономной, то и после смерти ей не будет покоя в таком роскошном гробу. Обычный, серый будет более подходящим, да и обойдется он дешевле.
— Но вы должны были сказать мне об этом раньше, — холодно заметил Мак-Ковней.
— Мы решили это в самый последний момент.
— Теперь уже поздно что-либо менять.
— Почему же?
— Есть определенные... технические сложности.
— Ну что же, мистер Мак-Ковней, раз вы не можете сделать для нас такую малость, мы вынуждены будем, наверное, изменить заказ.
— Ни в коем случае! Вы не сделаете этого. Думаю, это было бы верхом неприличия, мисс Китинг.
— Мы живем в свободной стране.
— Подождите. Хотите, я назначу вам специальную цену за бронзу и ткань?
— Что значит специальную?
— Ну, скажем, с двадцати пяти процентной скидкой?
На другом конце телефонного провода прошло короткое совещание, после чего Мэри сказала:
— Но ведь все равно это будет стоить кучу денег.
— А тридцать пять процентов?
— Вот это нас устраивает, — заявила Мэри и повесила трубку.
В эту минуту дверь конторы Мак-Ковнея отворилась и в комнату вошла миссис Китинг со своей язвительной, как обычно, улыбкой. Мак-Ковней беспомощно посмотрел на нее.
— Вы не должны здесь появляться! Скорее возвращайтесь назад и...
— Я услышала телефонный звонок и подумала, что это, может быть, Мэри.
— Нет, звонила не она.
— Да нет, Мак-Ковней, именно она. Я ведь слышала каждое слово.
— Ну хорошо. — Мак-Ковней откашлялся. — Только не надо больше подслушивать.
— О, ее просьба не была для меня неожиданной. Меня это ничуть не задело. Так что, не огорчайтесь. Я никогда за последние годы не чувствовала себя так хорошо, как сейчас. А знаете, почему?
— Нет.
— Потому что мне не надо возвращаться домой. Наконец-то, я свободна. Свободна как птица. — Она вцепилась в его рукав. — Мне ведь не придется идти обратно домой, правда?
— Думаю, что нет.
— Надеюсь, вы ничего ей не сказали?
— Нет.
— Вы хороший человек, Мак-Ковней.
Когда стемнело, Мак-Ковней вывел свою машину из гаража и поставил к задней стене своей конторы, куда обычно подъезжали катафалки.
— Спрячьтесь-ка на всякий случай за заднее сидение, — сказал он, — пока мы не выедем за город.
— А куда мы поедем?
— Я отвезу вас в Детройт. Оттуда вы сможете уехать куда угодно автобусом или поездом.
— Куда же я должна уехать?
— Куда хотите. Вы ведь свободны, как птица.
Несмотря на то, что ночь была теплая, она опустилась на сидение, дрожа всем телом. Мак-Ковней укутал ее в плед.
— Послушайте, Мак-Ковней.
— Да.
— Я чувствовала себя гораздо свободнее, когда сидела взаперти в вашей маленькой лаборатории.
— Сейчас вам просто немного страшно, только и всего. Свобода — великая вещь.
Он вел автомобиль по направлению к автобану. Спустя полчаса, когда городские огни остались позади, Мак-Ковней предложил миссис Китинг пересесть на переднее сидение. Она согласилась и села рядом с ним, ее плечи были окутаны пледом, как у индианки. Мак-Ковней чувствовал себя обязанным развеять ее грусть, так как именно благодаря ему эта женщина оказалась в мчащемся по ночной дороге автомобиле.