Воробей, том 1
Шрифт:
Одним и элементов парадного офицерского мундира является шелковый шарф. Однако же носят его военные не на шее, как того следовало бы, следуя из названия предмета одежды, а и вовсе на поясе. На манер кушака, как оби – пояс для спортивного кимоно. Шарф этот, который вовсе пояс с кистями, даже успел попасть в историю Империи, как одно из подходящих средств, на ряду с табакеркой, для убиения императоров.
Так вот. Существует у нас в Отчизне странная, или даже – удивительная, традиция. При каждой смене правителя на троне, меняется и форма в армии. Причем, простота и удобство в использовании обычно в качестве оснований для выбора не рассматриваются. Фуражки и береты, маленькие погоны, или какие-то
И вот однажды, года этак три назад, как раз в самый разгар всеевропейского экономического кризиса, император Николай Второй, плохо высыпавшийся и находящийся в перманентном состоянии легкой хвори, на ежегодный майский парад войск гвардии и столичного гарнизона, одел мундир подпоясанный шарфом с теми пресловутыми кистями. Вроде бы мелочь, скажете вы! Мол, ну и что с того? Кому это могло помешать? И будете на сто процентов правы! Если бы не одно «но». Хреновина эта была намотана на пояс Царя! А значит, просто обязана была что-то значить!
Ах, что тут началось! Все в шоке! В великосветских салонах тихая паника и шу-шу-шу по углам. Ах, император то, ах это! Ах, а не намек ли это на приближающуюся опалу целого ряда весьма высокопоставленных вельмож? Ах, не указание ли это на смену государственной политики в сторону Франции? Еще живы были патриархи, помнящие времена Наполеона и эпохи Александра Первого, когда такие кисти и вошли в моду...
Пришлось Никсе выдумывать причину. Ну и эти лохмашки в итоге включили в парадную форму офицеров Генерального Штаба. Генералы-теоретики безмерно этим гордились, а полевым разведчикам так не часто парадный комплект доводилось надевать, что они и не заметили изменений.
Это я так, как всегда замысловато, подвожу к тому, что та наша праздная, в общем-то, болтовня с японским посланником имела весьма далеко идущие последствия. Что на фоне того куска шелковой бахромы, и не удивительно. Во-первых, столичные сплетники получили зримое подтверждение укрепления моего положения. Приватная беседа с регентом Империи, великим князем Александром, что это, как не выражение явного благоволения новой власти к непотопляемому графу Воробью?
«А чего же вы хотите?
– болтали в салонах, и охотно передавали моим агентам. – Разве же мог князь Александр позабыть того, кто учительствовал ему в экономических науках? Да и при всей его любви к старшему брату, грешно было бы не возвеличить наиглавнейшего фаворита прошлого царствования».
«Мы еще увидим потрясения основ, - шипели кумушки в доброжелательно внемлющее ухо вдовствующей императрицы в, ставших еженедельными, эрмитажах. – Александр не так-то и прост. С него станется и коварно приблизить к себе этого немца, дабы после сподручнее было поймать за руку на казнокрадстве и мздоимстве».
В общем, все как обычно. Только теперь, вдруг, оказался в неком субординационном тупике. Судите сами: мне, как Первому министру державы и вице-канцлеру империи, вменялось контролировать в том числе и министерство иностранных дел. Главенствовал в котором, канцлер, князь Горчаков. И если прежде ничего экстраординарного бы
Понимал ли Бульдожка что творит? Наверняка. Да даже если не совсем, так на приеме присутствовал, и не подумавший вмешаться, великий князь Владимир, который-то точно осознавал что старший брат, не дрогнувшей рукой, сталкивает нас лбами с князем Горчаковым. Меня, простого чиновника и менеджера, со всемирно известным дипломатом и политиком, членом регентского совета, между прочим. Элегантный ход, чтоб заставить строптивого Воробья выбрать, наконец, покровителя, или обучение плаванию методом выбрасывания из лодки?
Что бы именно не замышлялось в императорской семейке, мне это стало чуть ли не подарком небес. Именное приглашение на театральное представление во дворце князей Юсуповых на Мойке у меня уже было. И весь Петербург, все, от разпоследнего «питерца» чернорабочего, до старшего, по возрасту, но не по положению, в императорской семье, великого князя Константина, знали, что там, после спектакля, состоится встреча регента Империи с посланником Французской республики, генералом Ле Фло. Где последний станет молить нынешнего правителя России уберечь галлов от притязаний молодой Германской Империи. Все знали, но не все имели возможность увидеть это лично. Домашний театр Юсуповых вмещал всего сто восемьдесят гостей, и князь Николай Борисович тщательно отбирал достойных, по его мнению, господ, стать свидетелями того, как вершится История.
Прежде, как и все прочие вельможи, вхожие в дома представителей высшего света, я мог лишь наблюдать второй акт юсуповской пьесы со стороны. Признаться, я и не знаю более ни единого человека, за исключением, пожалуй, князя Горчакова, кто решился бы без приглашения вмешаться в разговор князя Александра с Ле Фло. Но теперь, у меня появлялся шанс как-то повлиять на мнение регента еще до знаменательной встречи в фойе.
Светлое Христово Воскресенье выпало на тринадцатое, и прошло как-то блекло. Четырнадцатого отвез Германа в Зимний, к первому уроку в ученических классах дворца. И ни одна сволочь не посмела мне помешать. Учитель, молча, кивнул мне, маленький император благодарно блеснул глазами, и на этом все. Операция по воссоединению двух восьмилеток, двух разлученных судьбой друзей, на этом была завершена. О том, что старшего сына кто-либо может попросту выставить за двери, стоит мне отлучиться, даже и не думал. Это бы было прямое и явное объявление войны, что, в настоящий момент, совсем не в интересах той «кого-либо».
Представление в Юсуповском театре было назначено на вечер вторника. Пятнадцатого апреля. Днем занимался подготовкой очень важного заседания кабинета министров, на котором нам предстояло решить два очень важных вопроса. Во-первых, как нам, в условиях вечного денежного дефицита и хронической не способности современных людей хранить державные секреты, приготовить страну к войне с Турцией? И, во-вторых, стоит ли передавать Императорскую Медико-хирургическую академию из военного ведомства в попечение министерства образования?
И если с первым вопросом было все ясно, кроме того, каким именно образом проделать в полной секретности прямо-таки колоссальный объем работ. То со вторым, я, сказать по правде, не знал, что и думать. Дело осложнялось тем, что на заседании намерен был присутствовать председатель Государственного Совета Империи, великий князь Константин Николаевич. Права голоса у него, естественно, не было и быть не могло. Но и вслух высказанного мнения этого политического тяжеловеса вполне довольно стало бы, с тем, чтоб склонить чашу весов в ту или иную сторону.