Воробей, том 1
Шрифт:
И я, благодаря давным-давно, еще в Томске, созданной Торгово-промышленной палате, имел некоторое влияние на виднейших богатеев страны. Это кроме административного ресурса, конечно. Исключительно личными заслугами и длительными партнерскими отношениями.
С Великим князем Константином Николаевичем нас тоже многое связывало. Он покровительствовал министру финансов Рейтерну, и военному министру Милютину. И если с Михаилом Христофоровичем мы первый год по восшествии Николая на престол чуть ли не ежедневно виделись, пребывая если не в дружеских, то уж в приятельских отношениях, то с Дмитрием Алексеевичем как-то дружба не заладилась. Очень уж ревниво тот относился к моим попыткам вмешаться в реформы военного ведомства.
Прежде, в бытность
Потом, уже в Петербурге, столкнулся с тем обстоятельством, что и тут - одна большущая деревня. Всюду одни и те же фамилии, перепутанные родственные нити и кумовщина. Помню, с какими трудностями мы в Томске столкнулись, когда затевали тамошний Механический завод. Если рабочую силу еще, худо-бедно, как-то можно было по сусекам наскрести, то с инженерами, а особенно с главным инженером - была настоящая беда. И тут, кто-то из столичных покровителей порекомендовал мне замечательного специалиста, изобретателя, педагога и ученого, профессора Степана Ивановича Барановского.
С появлением в Сибири профессора, дело пошло на лад. В семьдесят третьем завод даже выпустил паровоз собственной разработки. Какой-то там, если верить восторженным статьям Ядринцова в Томских Губернских Ведомостях, весь из себя чудесный. Неимоверно мощный и потребляющий ничтожно мало топлива. Газетку ту, я с огромным удовольствием, показал министру Путей Сообщения. Уж кому как не генерал-инженеру Мельникову, положено лучше других разбираться во всех этих паровозных штучках. А Павел Петрович взял да и отправил в столицу Западной Сибири особую комиссию, а потом и заказал на Барановском заводе пятьдесят таких тягачей для Российских Императорских Железных дорог. И триста вагонов, и какие-то еще железнодорожные причиндалы. Всего на сумму в шестнадцать миллионов. Сделка века, едрешкин корень. По углам пошли шепотки, будто бы не чистое тут дело. Будто бы это я, пользуясь близостью к трону, пропихнул выгодный заказец для фабрики, в которой долю имею. Гнусные пошли разговорчики. Нехорошие. Я даже, дабы опередить доброжелателей "не в силах скрывать столь важные сведения от своего Государя", поделился с Николаем курьезом о заказе МПС. О том, как статейка, вовремя попавшая на глаза кому надо, может создать этакие-то преференции для молодого сибирского предприятия.
Ну, вот. Вечно меня куда-то в сторону уносит, стоит о родном Томске вспомнить. Я о Барановских - отце с сыном - хотел сказать. А вывернул опять на паровозы. Между тем, пушка, с чертежами которой отпрыск Степана Ивановича, Владимир Степанович ко мне в столицу явился, уж точно не менее, а, быть может, и более важна, чем новейшей системы паровая машина.
Так уж Господом нашим, Иисусом Христом положено, что в пушках я столь же много смыслю, сколь и в металлургии. То есть - по верхам, на уровне слегка просвещенного обывателя. Заметьте - я сказал обывателя, а не пользователя. Потому как, пока на заводе Нобеля первое орудие Бараноского-младшего не выполнили, и на полигон под Ораниенбаумом не привезли, я пушки и видел только в виде медных исторических экспонатов, коими мы китайцев в Чуйской степи пугали.
Размер снаряда ни меня, ни специально приглашенного на демонстрацию новинки герцога Мекленбург-Стрелицкого, не впечатлил. А вот скорострельность - да. Георг-Август вообще большой любитель всего бахающего и взрывающегося. И чем новее, чем современнее бахалка и взрывалка, тем в большем восторге будет этот большой ребенок. В общем, выписали Володе предписание Главного Артиллерийского Управления - довести калибр как минимум до трех дюймов, а при возможности - и более. Разработать удобный лафет и предложить несколько видов зарядов для снарядов. Я еще от себя добавил - чтоб непременно возможность у лафета была - дуло вверх задирать. Хотя бы до сорока пяти градусов. И щиток - в обязательном порядке на пушке должен был появиться щит от пуль и осколков.
И в мае прошлого, семьдесят четвертого, это, по местным меркам пока еще чудо-юдо, упряжка лошадей лихо выкатила на полигон. Под светлы очи похахатывающих генералов. И когда позволили-таки орудию сделать серию выстрелов, улыбки с лиц куда-то подевались. Потому как, чем больше Его Высочество Георг и молодой изобретатель Володя Барановский рассказывали и показывали о новейшей пушке, тем больше воинские начальники хотели заполучить эту игрушку в свои руки.
Больше всего вопросов было о стрельбе с закрытых позиций. В прототипе номер два такой возможности еще предусмотрено не было, но о работах в этом направлении Владимир Степанович молчать не стал.
Так вот. Когда новейший, с подъемным механизмом, лафет был готов, на смотрины чуда невиданного даже Никсу пригласили. А вот о военном министре - забыли. Володя просто не посмел, я не подумал, а Георг и прежде не особо с Милютиным ладил. И о пушке, способной поражать врага с недосягаемой для ответного огня позиции, глава военного ведомства узнал из акта комиссии ГАУ, настоятельно рекомендовавшей скорейшее принятие орудия на вооружение русской армией.
Только была там еще одна закавыка. Пушка у Барановского получилась пусть и не шедевральная, но уж, для нынешнего уровня - прорывная точно. Скорострельное, легкое орудие поддержки. Это значило, что таких в армии должно было быть много! То есть - действительно много. Десятки тысяч. Не меньше чем по батарее при каждом полку. А не по артполку при каждой дивизии, как считал Милютин. Чувствуете разницу? Вместо шестнадцати крупнокалиберных монстров на каждые двадцать тысяч человек, ГАУ рекомендовало - по четыре на каждые две. Или - сорок на дивизию!
Дмитрий Алексеевич конечно же знал, в каких отношениях находимся мы с Георгом Стрелицким. И о том, что Володя Барановский мой, так сказать, протеже - тоже осведомлен. А уж Великий князь Константин, думается мне, не раз высказывался обо всех членах правительства и начальниках Комитета министров в частности, поддержавших введение законов в поддержку отечественных производителей. Не сомневаюсь, что в Мраморном дворце не единожды обсуждалась и моя скромная персона.
Не мудрено, что и до истории с Володиной пушкой, Милютин уже имел обо мне определенное мнение. Потом же, особенно после высочайшего рескрипта, коим Николай повелевал ввести в русской армии батареи артподдержки, как еще один, дополнительный батальон при каждом полку, военный министр и вовсе записал меня в недруги.
Тогда, мне было по большому - счету все равно. Я был рад, что армия станет сильнее. Мы изыскали средства в казне и распределили госзаказ на собственно орудия и боеприпасы по русским заводам. Барановский получил премию в десять тысяч рублей ассигнациями, место в особом Императорском оружейном конструкторском бюро Кронверка Петропавловкой крепости, и заказ на доведение до божеского вида пулеметательной машины. Георг удостоился благожелательного кивка от за что-то невзлюбившей его тещи - Великой княгини Елены Павловны. Никса очередной раз показал дяде из Мраморного дворца - кто в доме хозяин. Правящая партия снова победила.
Потом. После. Возникали еще вопросы касающиеся ручного стрелкового оружия. Револьверов и первых прототипов автоматических пистолетов. Стальных касок, штыков и еще какой-то ерунды вроде обмоток или пряжек для портупей. И каждый раз Милютин занимал позицию прямо противоположную моей.
С министром финансов и морским министром у меня отношения сложились, скажем так: рабочие. А ведь и Михаил Христофорович, и адмирал Николай Карлович Краббе, так же, как и Милютин, числились сторонниками Великого князя Константина. Странно мне это было и непонятно. И я так и пребывал бы в сумерках очевидности, если бы Володя, князь Барятинский - бессменный адъютант, секретарь и доверенное лицо императора, не раскрыл мне глаза.