Ворон. Тень Заратустры
Шрифт:
Долгой, тернистой дорогой искал Александр место для вала. Пока не увидели люди выжженных пашен, пока не почуяли воздух зловонный. Понял тогда Александр Великий, что путь его – верный. Двадцать семь дней по иссохшему руслу и каменистым утесам шло его войско. Солнце над горными кряжами этих ущелий не грело. Лучи его, дна не достигнув, сияли на пиках, далеко-далеко. Когда расщелина стала столь узкой, что мог там пройти лишь один только путник, Александр поднял голову. Две горы почти что смыкались.
– Там и велел он построить надежную стену? – в тон монахине переспросил ребенок.
– Правильно. – Сестра
– Когда ж это будет? – испугался малыш.
– Кто знает? В конце всех времен – так говорят мудрецы и пророки.
В ту ночь он заснул лишь под утро, и сон его был тревожным. Сестра Урсула, пришедшая разбудить заспавшегося Александра, решила уже, что у ребенка жар, но провести день в постели он ни в какую не хотел. Забрался тайком в монастырскую библиотеку, листая страницы тяжелых фолиантов в золоченых переплетах. Так начался его путь познаний. Ни разу не одернули его монахини, не пожурили, если маленькие детские руки не могли удержать книги, с таким трудом сбереженной сестрами в изгнании.
Радовались, замечая, что читает взахлеб, уплывая мыслями неведомо куда. Глаза его при этом становились странными, меняли свой цвет, как подснежники на склоне Шаумэй? – от бледно-голубого до темного, почти лилового. Понимали сестры, что мечтает мальчик о дальних странствиях и приключениях.
Александр вырос вдумчивым юношей. Все свои знания вложили монахини в его обучение. Его ум оттачивался в повседневных монастырских хлопотах. Сестры передавали мальчику свой опыт исподволь, играючи. Языки и медицина, математика и география, химия и астрология – вряд ли Александр мог определить, что для него предпочтительней и интересней. Он жадно впитывал информацию. В его любознательности таилось детское умение удивляться всему новому. Эта врожденная способность сделала его человеком остроумным, многогранным. И все же его добрые матушки понимали, что это лишь начальный виток судьбы их воспитанника.
Едва сложилась такая возможность, Александр Гифт с благословения бернардинок отправился в Донди на ферте Тэй, где нанялся юнгой на каботажное судно, перевозившее в Ирландию уголь…»
Одна за одной догорели и потухли свечи в оплавленных воском подсвечниках, занимавшийся за окошком рассвет сменился ярким, погожим утром, во дворе шипели важно прогуливающиеся гуси да крякал краснощекий ведьмак Хэмиш, ловко раскалывая на части толстые чурбаки.
Только Никита ничего этого не слышал.
Звезда Странствий
(1892)
Темные воды залива окатило светом налившейся луны. На море начался прикладной час, рябоватые волны беспокойно метались, набрасываясь с приливом на понтонный мост, по которому мерно катила двуколка со спущенным балдахином. Эта дорога из Петры была значительно длиннее, нежели напрямик через Золотой Рог, однако возвращаться
Подтверждением тому были увиденные им возле пристани трупы лошадей, брошенные в воды залива. Князю стало тоскливо. Он крикнул извозчику, чтобы поворачивал. Экипаж выехал за ворота и медленно двинулся вдоль длинной извилистой улицы, несмотря на поздний час кишащей снующим народом. Запряженные цугом лошади, словно вот-вот заснут, еле тащили двуколку. Собственно, разницы не было, в какое из питейных заведений наведаться: все они здесь были одинаково шумны и заплеваны, лепились одно к другому, источая смешанные запахи спиртного, кофе и соседствующих цирюлен. Расплатившись с извозчиком, Радзивил заглянул в первую попавшуюся таверну. Из-за парной духоты заходить внутрь не хотелось. Рыжий грек вынес ему глории, небрежно сыпанул прямо в джазве сахара, специально на глазах князя, отдав таким образом дань европейским вкусам.
Пена сразу осела, но аромат ничуть слабее не стал.
Выпив кофе, князь почувствовал себя значительно бодрее. Женщины, с лицами, прикрытыми довольно прозрачной тканью зеленых или фиолетовых феранджей, проходя мимо князя, несколько замедляли шаг, зазывно косясь, а то и подмигивая насурьмленными глазками.
В таверне разгорались страсти. Кости, в которые играли за выпивкой матросы, брякались на столик с такой силой, что стаканы подпрыгивали. Каждый ход сопровождался ударом мозолистых ладоней и криками на всех доступных языках. Радзивил услышал польскую речь. Он вошел в таверну. Заказал у стойки ракы – анисовой водки – и обернулся, чтобы вычислить своих соотечественников. В небольшой нише сгрудились человек десять разномастных, судя по одежде, матросов. По очереди они потягивали крепкий табак из поставленного на стол кальяна. Тут же расплескивалась по стаканам тягучая мадейра. В нише было тихо.
Черноволосый матрос, в берете, лихо заломленном на ухо, что-то тихо говорил. Слов его не было слышно, но Радзивил заметил его взгляд. Он был странным, казалось, задумчивым. А на лице блуждала загадочная улыбка. От князя не ускользнул и тот неподдельный интерес, с которым слушатели, по виду куда старше и солиднее говорившего, внимали его словам. Эдмонд прихватил свою стопку и занял свободное место за соседним столом. Английский язык рассказчика звучал рафинированно изысканно, что само по себе было удивительно в таком месте. Матрос четко выговаривал каждый звук, несколько растягивая слова, вероятно, для удобства понимания теми, для кого родным был иной язык.
– Каравеллы и галеоны, бригантины, пакетботы, фелюги, чего там только не было. Все полки в лавке были уставлены миниатюрными образчиками корабельного мастерства всех времен и народов. Я переходил от одного судна к другому. Не зря утверждают, что арвадцы строили корабли для великого Тира. Я повертел в руках маленькую доу. Говорят, арабы ходили на них к берегам Индии и на Занзибар. Великолепная мореходная обводка и добротная оснастка. Фальшборт, рангоут, крепежные планки массивны, но просты и надежны, как и вся носовая часть. На соседнем стеллаже мое внимание привлек трехмачтовый фрегат «Надежда» с полным рангоутом. Казалось, ростры были только что вырезаны. От него еще пахло кедровой смолой.