Воронье
Шрифт:
Поль сидел между тетей и кузиной и удивлялся тому, с какой жадностью обе вгрызались в цесарку alla cacciatora. [13] Сам он заказал себе только тыквенный супчик. Чуть ли не с отвращением думал он сейчас о тех жирных блюдах, которые в него снова и снова будет впихивать Ольга. Поль заметил, что Ахим обращается к нему, только когда Саския толкнула его в бок.
– Эй, братишка, – сказал Ахим, – если хотите, завтра я прихвачу вас с собой. Я все равно поеду на юг…
13
по-охотничьи (um.).
–
– Забрать мою подругу Джину, – ответил Ахим. – На Пасху она навещала родных.
Поль спросил, когда брат собирается отправляться, потому что сам хотел бы уехать сразу же после поминок.
– Когда ты пожелаешь, – любезно ответил Ахим.
Слушавшая их диалог тетя Лило произнесла:
– Подлиза!
Расстались не очень поздно. На этот раз родственников в гостиницу повез Ахим. Поль должен был доставить домой мать и решил по дороге поговорить с ней о наследстве.
– Хоть бы поскорее прошел завтрашний день, – вздохнула она, захлопывая дверцу машины. – Хоть и замечательно, что вы оба дома, я мечтаю о покое. В ближайшие дни буду тихо сидеть у окна, вспоминать прошлое, немного приберу, отосплюсь…
– Я очень хорошо тебя понимаю, мама, – вставил Поль, пытаясь дипломатично подойти к делу. – У меня точно такое же желание. Ты отдохнешь несколько дней, а потом, может, будет время, чтобы поговорить о финансовых вопросах.
– Как следует понимать твои слова? – спросила она тихо, но печальные нотки из ее голоса исчезли.
Поль объяснил, что он имеет в виду наследство.
– А что ты будешь делать, если вдруг получишь кучу денег? – спросила мать довольно резким тоном.
Он остановил машину на соседней улице, неподалеку от дома, и настойчиво заговорил:
– Мама, ты же знаешь, что вся моя жизнь до сегодняшнего дня – сплошная пахота. Защитники, назначаемые судом, зарабатывают мало, а работают как негры. Как часто я мечтал об отпуске, и не на три недели, а надолго, чтобы можно было поездить по миру, не испытывая материальных проблем! Когда я стану седым и дряхлым, мне это уже не доставит удовольствия.
Несколько минут мать барабанила пальцами по своей сумочке, решая, что ответить.
– Жан-Поль, когда-нибудь ты получишь точно такую же сумму, что я передала твоему брату. Обещаю. Но с недавних пор я знаю, что это было большой моей ошибкой. И поэтому вы хоть мозоли на языках себе натрите, но из отцовского наследства не получите пока ни цента.
Поль хотел было ответить, что вовсе не она решает, сколько должны получить они с братом, а закон, но мать продолжила, не дав ему возможности открыть рот:
– Это не пошло бы вам на пользу. Один стал бы бездельничать, другой спустил бы все деньги в казино.
Поль насторожился и потребовал объяснений. Часто прерываясь, чтобы помассировать виски, мать сообщила, что сегодня она случайно встретила школьного товарища Ахима.
– Помнишь Симона? Мальчиком
Поль вспомнил, как Ахим вернулся домой среди ночи в смокинге, видимо, прямо из казино. Тем не менее он попытался успокоить мать.
– Бедная мамочка, – с теплотой в голосе сказал он. – Ты все же напрасно так волнуешься. Тебе нужно хорошенько отдохнуть. К сожалению, с понедельника мне надо выходить на работу, но как-нибудь мы подробно поговорим обо всех проблемах, и ты увидишь, что многие из них растают в воздухе.
Но у Хелены еще не прошел обличительный порыв, поэтому Полю тоже досталось на орехи.
– В каком воздухе? Скорее уж можно говорить о ядовитом газе! И если я еще раз услышу от тебя слово «пахота», мое терпение лопнет! У Аннетты сломана рука, а ты не можешь даже сам повесить пиджак в шкаф или отнести на кухню чашку. Будь честен, Жан-Поль!
– Мама, просто ты нас немного разбаловала, – попытался защититься Поль, но в итоге окончательно потерял ее расположение.
– Конечно, опять я во всем виновата, – с горечью ответила мать. – Вот так всегда. Матери всегда в ответе за то, что получилось из их детей. Мы не так любим, не так воспитываем.
В первый раз после смерти отца она позволила себе выпустить пар.
Поль снова завел машину и включил радио. Остаток пути звучал только лирический баритон, и они доехали до темного дома под песню Шуберта. Машины Ахима перед домом не был о, Аннетта, видимо, уже легла. К своему удивлению, Поль заснул быстро, потому что снова начал накрапывать дождь. В пятницу он проснулся с трудом, так хорошо убаюкала его музыка дождя.
Ровно в одиннадцать все члены семьи и гости собрались на траурную литургию. В кладбищенской капелле большинство присутствующих были заняты своими зонтами, с которых стекала вода, поэтому никто не обратил особого внимания на смокинги Поля и Ахима, на песочный плащ Аннетты и оливковый Саскии, на строгие черные костюмы Хелены и тети и на промокшие насквозь плащи остальных. Многие просто не пришли.
Во время службы Аннетта боролась со слезами. Она вспомнила похороны родителей, где в последний раз слышала слова священника: «Да обратит Господь лицо Свое на тебя и даст тебе мир». [14]
Когда зазвучал орган, Аннетта не выдержала, и ей пришлось громко высморкаться. Вдова и сыновья не давали волю своим чувствам. Плакали только тетя Лило и еще несколько пожилых матрон.
Когда они уже стояли у открытого гроба, Аннетта услышала, как две женщины шушукались рядом:
14
Числа, 6:26.