Воронежские страдания
Шрифт:
– А это кто? – словно испугался Нос.
– Свой мужик. Он мне помог. Давай отъедем.
Плетнев открыл заднюю дверцу, подтолкнул парня и сел следом сам, сказал:
– Поехали.
– Куда? – Петр обернулся.
– Как куда? – удивился Антон и продолжил нормальным голосом: – В прокуратуру, куда ж еще.
Нос резко дернулся к противоположной двери, но Антон легко ткнул его двумя пальцами в шею, у подбородка, и тот булькнул и стих, осев на сиденье.
Пока доехали, Плетнев успел обыскать парня, вытащил из его карманов всякую мелочь – бумажник, перочинный ножик, скомканный носовой
Он очнулся возле прокуратуры. А Плетнев уже подумывал: подождать или на руках выносить? Нехорошо последнее. С одним уже поговорил – Саша не упустил возможности позубоскалить. А этот ничего, крепенький, хоть и хилый внешне.
– Ну что, Федя, приехали, – сказал Антон. – Отчество-то как? Иваныч, да?
Тот кивнул. Вот так, методом тыка...
– Между прочим, это тебе к сведению, Бык, то есть Игорь Васильевич Бугаев, уже дал чистосердечные показания. И тебя назвал, и Колуна, и Влада. И даже Серого. Так что ты не изображай мученика за идею, ничего не добьешься, кроме того, что набьют тебе жопу и родителям расскажут, за что драли. А вот за убийство негра и той старухи – за это крепко спросят.
– Не убивал я! – плачущим голосом выкрикнул Федя. – И старуху – тоже. Это Колун руку схватил! – И парень одной рукой ухватил себя за другую.
– Да это ты не здесь, это ты сейчас следователю своему рассказывать будешь. Если не хочешь, конечно, чтоб тебя в открытом судебном процессе главным убийцей назвали. Почему-то вы все на Колуна валите, герои, блин, обосранные... Выходи! – крикнул уже грубо, как конвоир заключенному. – Чего расселся? Майор, помоги ему, а то он уже, кажется, полные штаны наложил. Да все они одинаковые! Ты Быка на допросе помнишь? – Антон чуть подмигнул Петру. – Я ж ему только кулак показал, а он так обгадился, из шланга мыть пришлось, стоять рядом невозможно было... Ну, двигай! Руки назад! Петя, защелкни ему браслеты, чтоб дурные мысли в голову не лезли!
И вот так, майор впереди, за ним – Федя Нос в наручниках, а замыкающим – Плетнев, они протопали в кабинет следователя Смородинова. И проходящие мимо, среди тех, кто был в курсе дела, с удивлением рассматривали их «цепочку».
– Алеш, – сказал с порога Антон, – вот, принимай напоследок еще одного из «Золотой рыбки». Кличка – Нос, зовут Федором Ивановичем Дербаносовым. Непременный участник всех ночных прогулок! В машине вел себя прилично, отдыхал... Это тебе наш подарок, так сказать, под занавес. Саша не звонил?
– Нет, пока нет, – Смородинов рассматривал Федю как непонятное чудо. И этот может оказаться убийцей?! – читалось в его глазах. Он такому не верил. – А вы где будете?
– Сейчас за моей машиной съездим и – в гостиницу. Заходи вечерком.
– Когда поедете?
– Да вот Саша появится и решим. Так что забегай на рюмочку.
Эпилог
Калейдоскоп событий
Два дела они провернули одновременно. Турецкий – у Корженецкого, а Агеев – у Щербатенко.
Реакция у Георгия Витальевича была отчасти ожидаемая, но все равно странная. Он был чрезвычайно недоволен тем, как завершилась эта его история.
Александр Борисович, прекрасно представляя себе, с кем имеет дело, благоразумно не стал выкладывать все свои козыри перед ним сразу. Сначала рассказал о действиях сотрудников «Глории» в Москве и о том, как вышли на одного из мошенников. В общих словах, без деталей. Затем перешел к тому, как начали вычислять и обнаружили-таки второго. Ну и после чего уже в ультимативной форме выставили перед ними обоими свои требования полной их «капитуляции». И тем ничего не оставалось, как принять ее безоговорочно.
– Но почему?! – в сердцах воскликнул Корж – именно так теперь мысленно именовал его Турецкий, не испытывая к нему не только чувства жалости, но и ни малейшего уважения. – Почему вы немедленно не взяли его за глотку?!
– Ну давайте представим, взял. И что дальше? Подскажите? – холодно спросил Турецкий.
– Он же ограбил меня!
– Уже нет. Вот, – Турецкий достал из кармана пакет, надорвал его, вынул другой, с деньгами, и кинул на стол перед Коржом. – Считайте.
Тот вскрыл конверт, увидел свои пачки долларов, пропустил края между пальцами и небрежно, как ничего не значащую для себя вещь, бросил сверху, на конверт.
– Считайте, – повторил Турецкий.
– Зачем? Я вам верю.
– А я не знаю, сколько там. Я спросил у него: это все? Он ответил: все. Сколько взял, столько и есть, не притрагивался. Так что считайте, вдруг он и меня, и вас обманул?
И с иронической улыбкой смотрел, как Корж считал купюры. Даже дыхание задерживал. Наконец выдохнул:
– Правильно, пятьдесят.
– Ну вот, видите? А кроме того, – пока тот считал, Турецкий достал из пакета записку, ту, что сам же и надиктовал Гапонову. – Тут вот еще послание. – И он стал читать его вслух.
Особо подчеркнул фразы о том, что исполнитель отказывается от заказа Корженецкого убить Щербатенко, возвращает выплаченный ему аванс и вообще не желает больше иметь с клиентом ничего общего. А вот магнитофонную ленту, на которой подробно записан их разговор, он оставляет у себя. В качестве гарантии собственной безопасности. Точно такое же письмо получит, сообщал он, и господин Щербатенко.
Коржу пришлось задуматься. Наконец он сформулировал мысль:
– Но это же наглая ложь! Он все перевернул с ног на голову! Ему же верить нельзя, черт возьми! – он «закипал».
– Одну минуточку! – Турецкий поднял указательный палец. – Только не сочтите за обиду. А вам можно верить?
Корж остолбенел.
– То есть, как?! – полное его лицо стало наливаться кровью. С такой скоростью и до инсульта недалеко.
– Вы меня не поняли. Или не пожелали понять. Смысл моего вопроса заключается в другом. У вас есть свидетель, который мог бы подтвердить правоту именно ваших слов? Кроме меня, разумеется, но я – не свидетель, я – лицо заинтересованное, есть такое понятие в юриспруденции, и мои показания ровным счетом ничего не значат в судебном разбирательстве. Их никто и слушать не станет.