Вороньи крылья
Шрифт:
— Ненавижу мужиков считающих себя неотразимыми, — сказала Нэмина, оказавшись на улице. — Так и чешутся кулаки поставить этих гадов на место.
— Увы, в этой ситуации у нас против него одно оружие — стол переговоров, — вздохнул Дару. Разговаривать о чем-то со смазливым хлыщом ему тоже не хотелось.
— Да, — хищно улыбнулась девушка. — Схватить этот стол и по голове ему, по голове, пока в плечи не провалится.
Дару одобрил.
Следующим, кого они почтили своим вниманием, был глава города. И загадка с родственником, который помог смазливому болвану стать
Разговаривать с этим человеком было легче, чем с главным стражником. Он выслушал, понял, пообещал помочь и поспособствовать. Осторожный. Мало ли кого и зачем прислали? Вдруг императору захотелось узнать, с достаточным ли уважением относятся к столичным нюхачам? В легенду об украденном серебре он явно не поверил. Когда Нэмина осторожно намекнула на истинную цель визита, не задумываясь и не удивляясь ответил, что в дела чужаков не вмешивается. И если кто-то из них позволяет воровать своих дочерей и жен, пускай идут гласам императора доказывают, что это действительно случилось, а не им маловато заплатили и они передумали. Если наглости хватит.
Нэмина пожала плечами и отстала. Пришлось признать, что ни глава города, ни глава стражи отношения к похищению Еллан не имеют. Амулеты не почувствовали беспокойства, а опасение было только из-за того, что гости приехали из столицы. Вдруг их прислали с проверкой?
Так что наверное не лгут.
А как бы было просто, если бы они и оказались зачинщиками. Расспросили бы, почистили память и знали, что делать дальше. Теперь же попробуй пойми, куда теперь двигаться.
А может они просто не поняли на что им намекали? Не глава города, конечно. Но Гайран Табса мог бы.
Отогнав сумасшедших девиц и их представителей от своего корабля, и раздав задания команде капитан Келен решил отдохнуть. Завтра будет тяжелый день. В этом городе все дни тяжелые. Но общение с местными бюрократами утяжеляет их в десять раз. А нанять ребят для очистки дна от ракушек, да и поставить корабль в карман для мелкого ремонта без общения с этими бюрократами не получится.
А так, Келен любил Верьен. Если бы еще убрать куда-то жителей этого города, было бы вообще хорошо. Или хотя бы заменить на людей менее самовлюбленных и самоуверенных.
Полюбовавшись пейзажем за иллюминатором, мужчина стащил сапоги и растянулся на кровати. Долго смотрел на потолок и заснул. Кажется, всего на мгновенье, но этого хватило чтобы пришел кошмар-напоминание. О храме прилепившемся к скале и мальчишке, который там принимал служение.
Келен подскочил, тяжело дыша, осмотрелся и грустно улыбнулся своему отражению в зеркале. Опять приснилось. Тычут в совершенное, будто котенка носом в напруженную лужу. Словно боятся, что без этого он забудет и успокоится.
Клятву служения приносишь сам, тому, кого выбрал, без подсказок, и никого не волнует, что ошибся. Что люди, которым клялся, оказались недостойны. Что они предали и почти убили. Что был юным идиотом, способным поверить тем, кому не доверяли даже родственники.
Принес, ошибся и теперь оно снится. Раз за разом, выворачивая душу. Восторженный мальчишка в храме, орган, от звука которого вибрирует пол. Яркий и светлый день. А потом раз, и зал в Большом Доме и дождь за окном. Словно небо пыталось предупредить, а он не внял.
И во всем дальнейшем виноват только он.
Светлая богиня добра. Она готова дать еще один шанс. Она напоминает и предупреждает, насылая такие нестрашные кошмары. И море ей вторит, тихо и ненавязчиво наигрывая мелодию органа из Морского храма.
— И только смерть освободит от клятвы, — прошептал Келен.
Храм никуда со скалы не делся. Если пройти вдоль берега и завернуть за Зеленый Мыс там он и будет. Древний, прекрасный, неизвестно какими силами удерживаемый на скале.
Келен потер ладонями лицо и потянулся к сапогу. Хотелось выйти на палубу и просто подышать. Морским воздухом.
Наверное, в семнадцать лет все глупы. А прозрение — самая страшная плата за глупость. Прозрение — как удар кинжала в спину от того, кому доверял, за кого готов был умереть. А оказалось, он и сам готов убить, в любую минуту. Променять твою жизнь на горсть разноцветных камешков.
Отец мальчишки, давным-давно принесший клятву служителя в Морском храме, служил Соколу, который, вопреки репутации, заботился о своем острове и живущих на нем людях. К сожалению, боги за что-то на него обиделись и наказали сыновьями, которые заботились только о себе. Золото и лесть они ценили больше, чем честь и долг. А юный служитель этого не понял. Он был слишком одержим желанием продолжить путь отца. Остановить его в тот момент было уже некому. Учителя далеко. А отец два года как погиб вместе со своим сюзереном.
И что теперь делать?
— И только смерть освободит от клятвы, — сказал капитан сапогу.
Почему-то эту фразу принимающий произнес пять раз. И орган вторил, стараясь донести слова к богам. Будто именно у этих слов было какое-то особое значение. Тому мальчишке эта фраза тогда давно казалась нелепой. Зато мужчина, в которого он превратился, понял, что принимающий пытался донести. Если связавшие узлы нельзя разорвать, руби их, даже если тебе будет больно. Потому что привязан к ним не только ты.
Смерть, она действительно освобождает от всего. Но она же и бессмысленна, потому что не позволит начать служение сначала. Ничто не позволит. Келен это знал. Точнее обманывался.
Но смерть освободит, позволит уйти с честью.
Как имперский офицер из романчика для дам не обремененных интеллектом.
Смерть.
Освободит.
В тот момент, много лет назад, Келен готов был рубить узлы. Если бы его попросили, сделал бы не задумываясь. Его жизнь все равно ничего не стоила. Но Морские боги молчали. Отражение безумно улыбалось, и орган, спрятанный на морском дне, играл тихо-тихо. Будто боялся спугнуть. И он продолжал жить.