Воронихи
Шрифт:
Тут в толпе пробежала волна ропота, а мгновение спустя кончики пальчиков Виви зазудели, будто от легкого удара током. Ожившая бенгальская свеча в ее руке принялась разбрасывать в воздух иссиня-серые искры. Виви ахнула. Ариана, остолбенев, смотрела на нее, и тут ее собственная свечка вспыхнула тоже, роняя к ногам красные искры. По всему садику один за другим загорались бенгальские огни.
Но не все.
– Похоже, мне попалось фуфло какое-то, – пожаловалась девушка слева от Виви, тряся свой бенгальский огонь и пытаясь зажечь его от ближайшей свечи. Другая, в серебристом платье, старалась заставить
– Но ведь мы их не зажигали, – шепнула Ариана Виви, рисуя своей свечой в воздухе восьмерку.
– Должно быть, это какой-то фокус, типа того, – ответила ей Виви, хотя такая версия не объясняла, почему кончики ее пальцев до сих пор зудят, как от электричества.
– Боже, я надеюсь, что получу приглашение, – проговорила Ариана, явно страстно желая этого.
Виви почувствовала, как покалывает шею сзади, оглянулась через плечо и увидела, что на нее уставилась та красивая девушка, которая вручила ей бенгальскую свечу. На ее лице появилось странное, почти вызывающее выражение. Но вместо того, чтобы отвернуться, Виви встретилась с ней глазами и наконец ответила Ариане:
– Я тоже, – понимая, что это всерьез.
Глава шестая
Скарлетт
Скарлетт стояла на крыше корпуса Каппы и смотрела оттуда на притихший кампус. Отборочная вечеринка закончилась несколько часов назад, и все в доме давно спали. Ночь была темной, беззвездной, единственными источниками света служили древние газовые фонари, стоявшие вдоль дорожки к зданию. Где-то над головой кружили вороны, вдалеке ухала сова. Легкий ветерок шуршал листвой деревьев – сразу за территорией кампуса начинался лес.
Скарлетт не знала, зачем пришла сюда. Она даже не помнила, как поднималась на крышу. Из воронятни за ее спиной доносилась сонная возня. Обернувшись, Скарлетт увидела, что все птицы сидели в ряд и шуршали перьями, не просыпаясь. Вороны всегда были все равно что родня девушкам из Каппы, и раньше даже жили у них в комнатах, чтобы присматривать за ними. Но времена изменились, и теперь держать их взаперти считалось жестоким. Вороны вполне могли исполнять свои функции и при этом жить вольной жизнью. Нынче они обитали здесь, на крыше, и могли прилетать и улетать, когда им вздумается. И не было случая, чтобы кто-то из них не вернулся.
Глаза одного из воронов вдруг открылись и уставились на Скарлетт – светящиеся желтые точки в темноте. Она была уверена, что это проснулся ее любимец, Харлоу.
Тут до ее слуха донеслись какие-то звуки.
– Эй! – воскликнула Скарлетт. – Здесь есть кто-нибудь?
Но лишь тишина была ей ответом.
Она снова обернулась и вдруг заметила у ног вытравленную на крыше пентаграмму в кругу из крупной соли. В каждом углу изображения стояла длинная черная свеча. Казалось, тут все подготовлено для какого-то смутно знакомого ритуала, которого, впрочем, сама Скарлетт никогда не проводила. Черный цвет использовался для связывания и изгнания – например, чтобы избавиться от неприятностей или помешать козням врагов. Может, одна из сестер проводила тут обряд и забыла убрать за собой? Вряд ли. Беспокойство Скарлетт усилилось.
И тут она услышала ритуальное песнопение, но не узнала слов. Похоже, это был древнегреческий. Скарлетт знала наизусть несколько заклинаний на благословение, однако сейчас звучало нечто иное, нечто куда более темное, гортанное. Тот, кто колдовал, практически рычал, выделяя каждый слог.
– Что такое, Скарлетт? – шепнул вдруг ей прямо в ухо хриплый голос. – Ты что, забыла слова?
Скарлетт в ужасе стремительно обернулась. На крыше откуда ни возьмись появилась фигура в черном плаще, преграждая путь обратно в дом. Фигура медленно приближалась, оставляя размазанные кровавые следы. Скарлетт открыла было рот, чтобы спросить, что не так, но вдруг подавилась собственным языком. Тогда она попыталась бежать, но мышцы окоченели, чья-то волшба заставила ее застыть на месте, превратившись в подобие перепуганной статуи.
– Или дело не в этом? – проскрежетал голос.
Напев превратился в рык. Невесть откуда налетел ветер и швырнул темные кудри Скарлетт ей в лицо, мешая смотреть. Фигура была уже так близко, что девушка чувствовала на своей щеке горячее дыхание. Потом с головы человека в плаще слетел капюшон, и Скарлетт ахнула.
Харпер.
Ее спутанные волосы контрастировали с бледной кожей. Темные бездонные озера широко раскрытых глаз смотрели дико, по щеке катилась слеза, оставляя кроваво-красный след. На шее болтался серебряный медальон-сердечко, который она всегда носила.
– Твоя вина станет твоей смертью, сестра, – прошептала Харпер и без предупреждения сильно толкнула Скарлетт.
Та отшатнулась назад, споткнулась о перила и с воплем полетела с высоты четырех этажей вниз, к земле. Внутренности будто полезли через глотку, и…
– Скарлетт! – закричала Тиффани. – Проснись!
Скарлетт вздрогнула и села в постели, обливаясь потом. Подруга стояла рядом и встревоженно смотрела на нее.
– Ты кричала во сне.
Снова оказавшись в своей спальне, Скарлетт испустила вздох облегчения. Где-то через минуту ее сердце перестало частить. Девушка прижала ладонь к губам и закрыла глаза от света, который лился сквозь прозрачные занавески. «Это был просто ночной кошмар», – сказала она себе.
– Спасибо, что разбудила. Надеюсь, я не подняла весь дом.
– Похоже, тебе приснилась какая-то гадость, – сказала Тиффани и присела на край ее постели.
– Это еще мягко сказано, – помотала головой Скарлетт.
– Ну, теперь ты проснулась и с тобой все о’кей, – проговорила Тиффани, в предвкушении потирая ладони. – А все остальные уже встали и готовятся к церемонии отбора кандидаток.
Взгляд Тиффани остановился на прикроватной тумбочке Скарлетт, куда та с вечера выложила Миннину колоду; ту, что подарила мать, она сунула в ящик письменного стола.
– Мне всегда нравились эти карты, – сказала Тиффани, разглядывая их и любуясь простыми, но выразительными гравюрами. Колода была старой, но в хорошем состоянии, и притом единственной в своем роде. – У твоей Минни был отличный вкус.
– Это точно, – согласилась Скарлетт, – и я так рада, что они не достались Эжени.
– Серьезно, мне, похоже, повезло, что я единственный ребенок. Не надо будет ни с кем воевать за мамины карты, когда ее не станет. – И глаза Тиффани наполнились слезами.