Вороний парламент
Шрифт:
Погода как-то незаметно испортилась. Однажды ночью разыгралась буря; он проснулся в четыре утра и смотрел, как на фоне лунного неба ломались темные копья елок. Казалось, сама ночь содрогается и воет рядом с ним, заглушая шум реки. Но Герни знал, что ни на что не променял бы эти мгновения. Утром он увидел вывороченное из земли дерево, изящно склонившееся к своему соседу, и подумал, что теперь у него есть дрова на зиму.
За десять дней до Рождества пришло письмо.
Глава 4
Мертвенно-бледная мраморная кожа юноши была болезненно прозрачной. Желтоватые тени на подбородке, скулах и
День выдался холодный, серый. Слабый ветерок шевелил мертвые листья на газоне и трепал мохеровый шарф человека, сидевшего на скамейке напротив музея. Это был худощавый, востроглазый тип с неприятной лысиной, когда голая макушка обрамлена густыми волосами. Герни вздохнул и подумал о том, сколько еще ему придется ждать.
Он решил снова пройтись по музею, кроме того, он хотел пробыть в Риме на два дня больше. Эта игра в кошки-мышки порядком ему надоела. В который уже раз он остановился у полотна Караваджо [4] . Юноша все еще манил к себе, тело его было утомлено пороком, а с его губ, казалось, слетал тихий сладострастный смех. Лоснящееся плечо игриво выглядывало из-под укутывавшего его покрывала. Герни еще немного постоял перед полотном и направился к выходу. Когда он спускался с лестницы, человек уже покинул скамейку и теперь стоял у колонны. Улыбнувшись, он протянул Герни руку с двумя небольшими перстнями на пальцах и тонким медицинским браслетом на волосатом запястье. Рука была маленькой, холеной. Пожимая ее, Герни ощутил неприятную сухость кожи, будто потрогал наждачную бумагу.
4
Караваджо Микеланджело да (1573-1610) – итальянский живописец.
– Мистер Герни, какая удача! Я чувствовал, что найду вас именно здесь. Рад встрече.
Человек не выпускал руку Герни из своей. Эта римская манера вначале вызвала раздражение, а потом некоторый страх.
– Не хотите ли пройтись? – Незнакомец сделал свободной рукой церемонный жест. – Вот по этой дороге?
Герни кивнул, но не двинулся с места, продолжая стоять на нижней ступени. Ему казалось, что если он встанет рядом с этим типом, прежде чем тот выпустит его руку, то придется идти с ним рука в руке по городу через сады виллы Боргезе [5] .
5
Вилла Боргезе основана кардиналом Шипионе Каффарелли (1576-1633), племянником папы римского Павла V, славится произведениями искусства.
Наконец незнакомец выпустил руку Герни и пошел вперед по узкому тротуару. Герни следовал за ним не торопясь, чтобы тот замедлил шаг и они поравнялись бы.
– Надеюсь, вы хорошо устроились в гостинице?
– Да, отлично.
– Вот и славно. И уже успели осмотреть город? Он произнес эту фразу с расстановкой: о-смот-реть го-род, слова будто застревали у него в зубах.
– Музеи днем за-кры-ты, и церкви тоже.
– Да, я заметил.
– Это глупо, ведь так много безработных. – Он пожал плечами и воздел руки к небу.
Так они шли и разговаривали, не глядя друг на друга. Герни смотрел прямо перед собой, не зная, куда они направляются. Его новый знакомый время от времени озирался по сторонам. Сначала они шли по какому-то проспекту, украшенному статуями, почему-то облитыми красной краской. Мужчина перехватил любопытный взгляд Герни.
– Дети, – сказал он, – молодежь. – И добавил: – Коммунисты.
– А-а-а... – протянул Герни.
По широкой каменной лестнице они спустились на улицу, где футах в двухстах от них стоял лимузин. Мужчина направился к нему, открыл перед Герни заднюю дверцу машины. Там уже кто-то сидел.
– Ну вот мы и пришли. Пожалуйста, садитесь рядом с моим другом, – произнес он вежливо и в то же время повелительно.
Машина развернулась на север. Центр города остался позади, и они поехали через новые районы, сквозь лабиринты современных зданий, как-то оскорбительно торчавших среди старинных домов с украшенными фасадами и балконами. Есть в старых домах какое-то свое достоинство, думал Герни. Они похожи на пленников, ожидающих своего приговора и с презрением взирающих на варварство, с которым не желают мириться. Милю-другую шла скоростная автострада, затем они въехали в чистенькое предместье. Сидевший за рулем незнакомец наконец заговорил:
– Меня зовут Джозеф, а моего друга – Питер. – Он произнес имена на английский манер. – Скоро будем на месте. Теперь Паскини с нетерпением ждет вас.
Джозеф снял шарф и положил рядом на сиденье. Взглянув на его легкое, с бархатным воротником пальто, Герни отметил про себя, что он щеголь и при этом весьма педантичен. От него не ускользнуло, как тщательно Джозеф произнес по-английски последнюю фразу, сделав акцент на слове «теперь».
Дома встречались все реже, но были большими. Проехав еще полмили, они свернули на узкую, едва различимую дорогу. Дом, к которому они подъехали, прятался за деревьями, рассекавшими огромный газон. В дверях стоял человек невысокого роста. Это был Паскини. Он подошел поздороваться, но руки держал за спиной.
– Мистер Герни, – Паскини поклонился и, стремительно повернувшись, пошел к дому. – Пожалуй, мы сначала позавтракаем, вы ведь не ели? Нам кое-что приготовили.
Все это он говорил через плечо и в дом вошел первым, оставив дверь открытой для Герни. Едва Герни вошел, как хозяин пригласил его к столу, сервированному на двоих, и принялся наливать вино. Такая торопливость, граничащая с невежливостью, объяснялась его деловитостью. Видимо, он привык председательствовать на собраниях. Отпив глоток вина, Паскини жестом показал на блюда, стоявшие на столе, и наконец сел.
– Итак, мистер Герни...
Дом был богатый, убранный с большим вкусом и тщательностью. Герни даже не стал рассматривать картины, чтобы установить их подлинность. Паскини было на вид лет пятьдесят. Невысокий, тщедушный. Откинутые назад волосы с проседью открывали узкое лицо с высоким лбом. Одет он был по-домашнему: в джинсы и светлый шерстяной свитер. Когда он накладывал в тарелку салат, видно было, какие тонкие и быстрые у него руки.
Воцарилось молчание. Наконец Герни спросил:
– Когда украли мальчика, синьор Паскини?