Вороний парламент
Шрифт:
– Так было нужно, – ответил Герни.
– Да.
Дюран положил вилку и посмотрел на город, вырисовывавшийся сквозь серую мглу косого дождя.
– Дело сделано, – выпалил он. – Я положил на ваш счет деньги. В Женеве, как договорились.
Он с силой потер скулу и улыбнулся.
– Я вам очень благодарен.
И, придвинув к себе тарелку, он принялся с жадностью есть, словно умирал с голоду.
Герни позволил втянуть себя в один из огромных плексигласовых отсеков аэропорта де Голля, смирившись с неизбежной скукой и неудобствами воздушного путешествия. Ничто не заставляло его стоять на пандусе среди этой ленивой толпы. Герни можно было принять за испанца, итальянца или аргентинца. Стройная, сильная
Более половины людей на пандусе, безусловно, имели определенную профессию. Среди них – один-два банкира, инженер-компьютерщик, вероятно, художник-модельер или лингвист. У Герни тоже была профессия. Он специализировался на странной, но довольно распространенной болезни – похищении людей. Он тщательно ее изучил, знал ее симптомы, причины и формы; знал, как она развивается. Но были и другие специалисты в этой области: пираты, бывшие наемники, романтики, а также исполнительные посредники, чьим главным оружием служил телефон. Герни же считал себя ремесленником. Как хороший столяр, знающий, как обрабатывать ту или иную породу дерева, при проверке любых ситуаций он обращался к своему инстинкту, придумывая всевозможные способы, в зависимости от развития событий. Но у него существовали определенные правила. Он не брался за дела безнадежные или как-то связанные с властями, не предлагал своих услуг. Люди сами приходили к нему, если не хотели обращаться к силам закона, а другие средства оказывались не эффективными. В любом случае Герни начинал с нуля.
Похищение людей – не болезнь современности. Само слово «похищение» появилось в XVII веке, хотя занимались этим и раньше, не смущаясь отсутствием точного термина. Большими специалистами по этой части были древние греки. В средневековой Англии похищение являлось обычной местью несговорчивому любовнику, итальянцы же преуспевали в этом поприще из столетия в столетие. Угоны самолетов, взятие заложников, похищение женщин и детей всегда были в моде. И Герни преуспевал в этом процветающем год от года деле.
Глава 3
В аэропорте Хитроу Герни столкнулся с еще большими неудобствами. Будучи английскими, они не отличались ни юмором, ни стилем. К тому времени, как он получил свою машину с долгосрочной стоянки, терпение его иссякло и он буквально кипел от злости. Выехав на шоссе и обгоняя машины на скоростной полосе, он направился на запад со скоростью сто миль в час и менее чем через полтора часа пересек границу графства Сомерсет.
Здесь Герни родился и всегда сюда возвращался. Отец его был фермером и владел несколькими акрами земли в холмистой местности на западе графства. До восемнадцати лет Герни жил с отцом. Матери он не знал, хотя она и была жива. Они никогда о ней не говорили. В его привязанности к этим местам, к этой, поросшей лесом, земле и ее людям не было ничего сентиментального. Он жил на своем клочке земли, и для него это было естественно. Он любил деревенскую жизнь, деревенские обычаи и понимал, что здесь ему лучше, чем где бы то ни было. Он искал уединения, поскольку никогда не знал, как долго оно продлится, и поэтому так дорожил им.
Его дом, под названием «Друидс-Кум» [2] , стоял в миле от дороги на краю Брендонского леса. Это был дом лесничего. Каменный, квадратной формы, построенный на возвышении, он был обращен на огромный, поросший елями волнистый склон и лощину, от которой и получил свое название. Из окон видны были покачивающиеся на ветру макушки деревьев, за ними извивающаяся белая лента бегущей по равнине реки. Шум ее был слышен постоянно.
Найти дом было нелегко, даже зная, где он расположен. Неприметный снаружи. Приземистый, крепкий, похожий на рабочего человека, он вполне
2
«Лощина друида».
3
Боннар Пьер (1867-1947) – французский художник.
Но на этот раз, даже не взглянув на нее, он кинулся прямо в спальню. Сняв одежду, которая была на нем последние шесть часов, скомкал ее, бросил в угол и отправился в душ. Минут через пятнадцать он вышел, но вода не сняла напряжение и усталость. Но, сделав над собой усилие, он отогнал нахлынувшие воспоминания, лег в постель и проспал пятнадцать часов кряду.
Проснулся Герни, когда день уже был в полном разгаре и вертикальные лучи солнца проникали сквозь ставни. Минут пятнадцать он лежал неподвижно, затем встал, надел спортивные брюки и майку. Ботинки он понес к выходу, где, сев на ступени, зашнуровал. Это были легкие высокие кроссовки с шипами для бега по неровной местности. Дул легкий ветерок, сбрасывая пыль с верхушек елок.
Герни направился к холмистой равнине за домом и вскоре перешел на легкий бег. Он бегал не ради самодисциплины и, конечно же, не для того, чтобы быть в форме или воспитывать в себе выносливость. Скорее это был процесс самоотчуждения, способ ухода от всего, кроме непосредственных ощущений, возникающих в данный момент, когда взгляд случайно падает на тот или иной предмет. Первая миля далась тяжело. Местность испытывала его. Затем бег стал более четким, он овладел своим телом и вошел в ритм, который не утратил, пока бежал по зелено-красному лугу и вспаханному полю.
Бегуны в городских парках, несущие груз своих тел установленную милю, считают, что мир надвигается на них со всех сторон: другие бегуны, собаки, выхлопные газы, туристы. За все это нужно нести ответственность. С трудом выполняя свой долг, они, как им думается, с каждым шагом все дальше уходят от инфаркта, который мог бы настигнуть их в три часа ночи или за ленчем. Но они знают, что смерть придет в день, ничем не отличающийся от других – на завтрак поджаренные хлебцы, чай, бессвязная болтовня дождя, сосед во дворе, который просит вернуть электродрель. И они бегают как могут, стуча в панике своими дорогими спортивными ботинками, считая круги, как провинившийся ребенок считает удары розгами.
Но Герни знал и других бегунов, которые не ведали, куда и зачем бегут. Просто такова была традиция, а традициям не нужны ни причины, ни цели. Люди эти не были особо закаленными или решительными, но они существовали в том мире, о котором не знало большинство человечества. Он лежал где-то за пределами повседневности.
Герни чувствовал себя на подъеме. Он пробежал восемь миль, и его разум, очистившись, теперь почти спал. Первой ушла боль, затем перестали осаждать мысли, остались лишь отпечатки того, на чем концентрировался его взгляд. Преодолев длинный пригорок за рощицей.
Герни решил передохнуть и лег на землю так, чтобы солнце не слепило глаза, но при этом можно было бы смотреть в небо.
Пара канюков летала в небе, то паря на высоте ста футов, то пересекая какие-то невидимые линии. Герни наблюдал, как они машут своими широкими крыльями в теплом воздухе, и чувствовал себя таким же легким и свободным, как эти птицы. Он почти физически ощущал беззаботность их охоты, легкое скольжение с луга на луг, уверенность в успехе. Он глядел на них, пока они не скрылись, а затем побежал к дому.