Вороны Вероники
Шрифт:
– Вы ни в чем не виноваты, - качнула головой Джованна, в тайне надеясь на еще один поцелуй. На много поцелуев. И на занятия любовью. Она и забыла, что это бывает действительно приятно, особенно когда мужчина хочет не некую абстрактную женщину, а именно ее. Карло Брацци ведь хочет именно ее?
– Это был аукцион.
Джованна моргнула удивленно.
– Твоя мать устроила аукцион, - сумрачно пояснил Карло, осторожно отводя локон от ее влажной щеки.
– Весенний торг, обычное дело.
Джованна кивнула. Внутри все похолодело. Она догадывалась, что ее семья
– Ты была прехорошенькая, конечно, - рука скользнула на шею, палец провел по ключицам.
– Но я не собирался ничего покупать. Меня совершенно случайно занесло сперва на тот карнавал, а затем на торги. Но… человек, торговавшийся за тебя наиболее рьяно… он был ужасен. Синьор Калуно, возможно ты о нем слышала.
Хоть рука, лаская, переместилась ей на грудь, нежно поглаживая сосок, Джованна похолодела от ужаса. Она не чувствовала прикосновений. Калуно. Любитель юных, невинных девушек. Он не посещал куртизанок, слишком уж они были искушены для него. Ему нравилось ломать, портить, уничтожать. А потом сломанные, его игрушки вышвыривались на улицы.
– Я отдал все, что у меня было. А потом…
Карло замолчал. Кое-как справившись со страхом — глупо, глупо бояться того, что не случилось и уже никогда не произойдет — Джованна закончила за него.
– Было бы странно, если бы вы, не лишили меня невинности. Для Сидоньи по крайней мере.
Карло покачал головой.
– Ты очаровала меня. Ты была любознательна. Умна. Ты столько всего хотела узнать, увидеть, получить. Я хотел забрать тебя, но твоя мать…
В эту минуту Джованна по-настоящему возненавидела свою мать.
– Но моя мать нашла покупателя побогаче.
Новый нежный поцелуй немного развеял ее мрачное настроение.
– Я к чему веду, синьора. Я вас люблю, и вы никуда не уедете. Баста.
Джованна потерла синяк на плече.
– И вот нельзя было с этого начать наш разговор?
Карло засмеялся и вновь поцеловал ее. Подумалось, что он бы с радостью провел весь день в постели — не занимаясь любовью, все же возраст уже не тот, чтобы заниматься этим сутки напролет — но просто болтая и перешучиваясь с оттаявшей и расслабившейся Джованной. Но в дверь спальни постучали, и голосок горничной позвал:
– Мадам Брацци! Мадам Брацци, вам приготовить ванну?
– Да, - отозвалась Джованна, потягиваясь, выставляя напоказ свою роскошную пышную грудь.
– И зеленое платье с вышивкой.
Карло, не удержавшись, ущипнул ее за сосок. Да, валяться в постели — отличная идея, но у него еще есть дела на сегодня.
– Скажите, синьор, а вы очень расстроитесь… - Джованна очаровательно улыбнулась.
– Вы очень расстроитесь, если я скажу, что зарабатывать себе на жизнь собиралась вышивкой?
* * *
Идти на королевский прием Джованне
– Великолепно выглядишь, - Брацци провел по ее груди кончиками пальцев. Кожа была нежная, гладкая, без единого рисунка или шрама. Следовало, пожалуй, поблагодарить за ту явную случайность Дженевру. Сестра, сама того не желая, избавила ее от клейма.
– Идем?
Джованна предпочла бы остаться дома и продолжить свое безнадежное сражение с сылуньской живописной гладью. Но у нее, кажется, не было выбора.
Королевский прием был куда роскошнее ужина в доме Президента Академии. Даже в тех случаях, когда король появлялся в зале на минуту, только для того, чтобы принять всеобщие заверения в преданности. Луи Четвертый в отличие от своей супруги не был большим любителем развлечений. Людей было много, и Джованне все время казалось, что они смотрят на нее. Ей все мерещилось слово «шлюха», и оно в самом деле было произнесено.
Джованна обернулась на негнущихся ногах, напоминая себе про исход дуэли. Здесь ее все еще воспринимали, как божий суд.
Рука Граньё была на перевязи, а вот бледностью он был обязан отнюдь не ранению, а пудре. И синяки под газами были искусственного происхождения. Само его появление было срежиссировано, отдавало дешевой театральщиной. Голосок был слабый, точно у умирающего, но слова привлекли внимание. Дуэль состоялась всего три дня назад, и еще не успела стать историей.
Шлюха. В глазах людей она так и останется шлюхой, вне зависимости от того, знают ли они о ее прошлом. Репутацию женщины вообще удивительно легко испортить, а уж тем более — такой женщины, как Джованна Брацци.
Теплая рука легла ей на обнаженное плечо. Запахло лавандой.
– Удивительное дело, - голос Дженевры прозвучал необычайно высокомерно.
– Стоит в просвещенном, казалось бы, королевстве появится беженке из Сидоньи, и на нее тотчас же навешивают клеймо проститутки. Я надеялась, что таких как я и моя сестра это не касается, но…
И Дженевра сокрушенно покачала головой. Она актерствовала куда искуснее Граньё. И она, как обнаружила вдруг Джованна, ведущая жизнь затворницы в последние годы, весьма популярна при дворе.
– Право, обидно, что оскорбляют такую скромную женщину, как моя дорогая Джованна, - Дженевра вновь покачала головой и слегка повысила голос.
– А ведь она всегда была известна своей честностью и принципами.
Какая восхитительная ложь! Джованна и не подозревала, что сестра это умеет. Хотелось ей апплодировать, как комедиантке, разыгрывающей на сцене восхитительную по накалу страстей драму. Казалось, Дженевра сама верит в то, о чем говорит. В эту минуту Джованна, стоящая перед ней, была воплощением добродетели. Даже сама на секунду в это поверила.