Воронья дорога
Шрифт:
– Ладно.– Рори вдруг подпрыгнул, перевернулся в кровати. Кеннет ощутил спиной напряженное тело брата. И вздохнул.
Он вспомнил время, когда эта комната была его комнатой. Прежде чем отец перебрал камин и поставил в него решетку, зимой единственным отопительным устройством в доме служил парафиновый калорифер, которым семья пользовалась еще в Галланахе, в старом доме. Какую он тогда испытывал ностальгию, и каким тогда казался Галланах далеким, недосягаемым, хотя и лежал в каких-то восьми милях за холмами, всего два железнодорожных перегона. Печка была тогда высотой с Кеннета, и ему строго-настрого запретили до нее дотрагиваться, и он первое время побаивался ее, но когда подрос, полюбил старую эмалированную штуковину.
В холодные дни родители приносили в его комнату калорифер, и он работал, пока Кеннет не ложился в постель, и еще немного, когда родители, пожелав ему спокойной ночи, уходили; он лежал и слушал потрескивание и шипение и следил за кружением отбрасываемых печкой на высокий потолок пламенно-желтых и тенисто-черных разводов. Комната заполнялась теплом и восхитительным запахом, и каждый раз, когда он чуял этот запах, неизменно подступала знакомая дремота.
То было драгоценное тепло – по крайней мере в годы войны, когда отец жег запасы парафина, правдами и неправдами собранные еще до введения продуктовых и товарных карточек.
Рори снова пихнул Кеннета ногой. Тот не отреагировал; не откликнулся и на следующий толчок, чуть посильнее, и тихонько захрапел.
Опять тычок.
– Ну, чего?
– У тебя он когда-нибудь большим делается?
– Чего?
– Ну, писюн. Он у тебя большим делается?
– Господи…—вздохнул Кеннет.
– А у меня делается иногда. Вот как сейчас. Хочешь потрогать?
– Нет! – Кеннет сел на кровати, разглядел смутные очертания подушки и детской головы на ее фоне.– Нет, не хочу.
– Да ладно, я же просто спросил. А все-таки бывает у тебя писюн большим?
– Рори, я устал. День был хлопотный, и сейчас не время и не место…
– Боб Уотт свой запросто может твердым сделать.– Рори вдруг сел.– И Джеми Макуин. Я сам видел. Надо тереть хорошенько. Я пробовал, да не твердеет. А раза два само получилось. Классно было. Как будто в ванной лежишь, и тепло… У тебя так бывало?
Кеннет глубоко вздохнул, протер глаза, прислонился лопатками к низкой медной решетке у изголовья, подтянул пятки к туловищу, согнув ноги в коленях.
– Знаешь, Рори, кажется, не моя это тема. Ты лучше с папой поговори.
– А Боб Уотт говорит, от этого глаза портятся.– Рори помолчал и добавил: – Он очки носит.
Кеннет подавил в горле смех. Он поглядел на потолок, под которым висели на ниточках десятки авиамоделей: целые эскадрильи «спитфайров», «харрикейнов», «Me-109» шли в атаку на «веллингтоны», «ланкастеры», «летающие крепости» и «хейнкели».
– Нет, зрение от этого не портится.
Рори откинулся на спинку кровати и тоже подтянул ноги. Кеннет не мог различить выражение лица брата. На столе у двери теплился ночничок, но давал слишком мало света.
– Ха! Я же ему говорил, что он не прав. Кеннет снова лег. Рори некоторое время молчал, наконец сказал:
– А я сейчас пукну.
– Прекрати!
– Не могу. Придется под одеялом, а то от ночника может вспыхнуть, и тогда весь дом взорвется.
– Рори, заткнись. Я серьезно.
– Да ладно.– Рори перевернулся на бок.– Уже прошло.
Некоторое время стояла тишина. Кеннет, чувствуя спиной колени Рори, подумал с закрытыми глазами: лучше бы отец побольше комнат отремонтировал, чем стены во дворе класть. Вскоре Рори снова зашевелился и сонно произнес:
– Кен…
– Рори, давай спать, пожалуйста. А то запинаю.
– Кен, а Кен?
– Ну, чего-о? – вздохнул Кеннет. «Надо было раньше его лупить, когда мы были помладше. Сейчас он меня совсем не боится».
– А ты когда-нибудь бабу пялил?
– Не твое дело.
– Ну, расскажи!
– И не подумаю.
– Ну, пожалуйста! Я больше никому! Слово даю. Вот те крест, и чтоб мне не жить!
– Нет. Я уже сплю.
– Если расскажешь, я тебе тоже кое-что расскажу.
– Ну, в этом-то я не сомневаюсь.
– Нет, правда, это очень важно, и больше никто не знает.
– И я не знаю и знать не хочу. Рори, спи, не то ты – труп.
– Честное слово! Я больше никому не скажу. А если расскажу тебе, ты никому не должен рассказывать, иначе меня в тюрягу засадят.
Кеннет раскрыл глаза. Господи, о чем это дитя лепечет?!
Он перевернулся, глянул в изголовье кровати. Рори лежал неподвижно.
– Рори, только давай без мелодрамы. На меня это не действует.
– Правда. Меня посадят.
– Ерунда.
– Расскажу, что я наделал, если ты расскажешь, как телок дерут.
Кеннет полежал, обдумывая услышанное. Как ни крути, от страшной и горькой правды никуда не деться: ему уже практически двадцать два, это зрелый возраст, а он до сих пор не занимался любовью. Но Кеннет конечно же знал, как надо себя вести в таких случаях. Что же за секрет у Рори? На самом деле что-то случилось, или просто сочинил? Сочинять они оба мастера.
– Ты первый расскажи,– решил Кеннет и снова почувствовал себя ребенком.
Рори, к его удивлению, согласился.
– Ладно.– Он сел на кровати, и так же поступил Кеннет. Ерзая, они подобрались друг к другу поближе, едва не соприкоснулись головами, и Рори зашептал:
– Помнишь, как прошлым летом в усадьбе большой амбар сгорел?
Кеннет вспомнил. Это случилось на последней неделе его каникул: он увидел поднимавшийся над фермой дым, в миле по дороге на Лохгилпхед. Они с отцом слышали пожарный колокол, который звонил в бывшей часовне, запрыгнули в машину, поехали и помогли старому мистеру Ролстону и его сыновьям. У тех были только пара шлангов и ведра, и к тому времени, когда из Лохгилпхеда и Галланаха приехали пожарные машины, старый сенной амбар сгорел дотла. А так как он стоял близко от железной дороги, все решили, что пожар возник от искры из паровозной трубы.