Ворота Сурожского моря

«В течение XVI–XVII веков Турция открыто вела агрессивную политику в Восточной Европе, на Кавказе и в Иране. Во всех наступательных действиях против России крымский хан был активным союзником турецкого султана.

Наступление Турции на Московское государство происходило по трем основным направлениям: через Молдавию и Валахию – на Украину; через Крым, с помощью крымского хана, – на центральные районы нашего государства; через Черное море (устье Дона и город Азов) – на Поволжье и наши юго-восточные окраины.

Азов являлся для Турции ключом не только к Поволжью, южной России, но и к Северному Кавказу и к Востоку. Через Азов турки поддерживали связь с Казанью и Астраханью даже и после того, как эти бывшие татарские ханства вошли в состав Московского государства. Через Азов турецкий султан был связан со всеми ханами Средней Азии, а также с князьями горских народов Кавказа.

Кроме того, Азов вел тогда обширную торговлю, в которой были заинтересованы не только Турция, но также Англия, Франция, Венецианская и Генуэзская республики, а также другие государства. Торговля через город Азов с Московским государством и с Востоком, дававшая огромные прибыли, побуждала ряд западноевропейских государств добиваться права участвовать в ней с целью захвата рынков сбыта и оттеснения с них как русских, так и турецких купцов».

Григорий Мирошниченко (автор романов «Азов» и «Осада»)

Ногаи подошли к переправе на Остров повечерьи. Узкая тропка, ограниченная стенами густого камыша, пропускала только по одному всаднику, потому двигались с опаской – казаки горазды на засады. Но в этот раз обошлось.

Здесь, в низовьях, Дон разливался на множество проток – ериков, и между ними шумели разлапистыми тополями и хрупкими ракитами больше десятка островов самых разных размеров: от двух саженей в длину до четырехсот. На одном из таких клочков земли, сейчас проглядывающем через заросли высоченного чекана [1] , и прятался скромный десятидворный казачий хутор.

На берегу зачмокали копыта, погружаясь в прибрежный ил. Ногаи спешно попрыгали с лошадей. В тесноте толкались плечами люди, пихались крупами лошади, одна животина сползла задними копытами в воду и, испугавшись, глухо заржала, – пятачок у реки вмещал не больше десятка бойцов. Хан прикрикнул на бойцов, и они спешно отступили в густые заросли.

Прежде чем переправляться, спрятали коней в глубине камыша, отыскав более-менее сухой пятачок, и сели наблюдать.

Аззат – хан небольшого пастушьего рода – готовился к набегу с того момента, как его возглавил. Его предшественник – старший брат – участвовал в нескольких объединенных вылазках татар и ногаев, но удача далеко не всегда сопутствовала войску. А когда удавалось захватить казаков внезапным наскоком, добыча делилась соответственно количеству бойцов, и небольшому роду Аззата доставалось не так много, как хотелось бы. Потом старший брат случайно, ну или почти случайно, погиб на охоте, и род перешел в крепкие руки Аззата.

Казачьи курени отсюда не видать, но ногаи знают – там они. Уж сколько лет мечтают последователи Магомета застать православных врасплох. Налететь, ярясь от собственной удачливости. Порубать сонных. Больно прижимая коленом к земле, повязать руки раненым и побитым. А полураздетых девок, мягких и неподатливых, но оттого еще более желанных, увести с собой.

Вроде и стоят курени недалече – на том берегу, а добраться до них непросто. Посты, скрытые и явные, раскиданы по всему берегу. Один звук, неосторожность – и казаки наготове. Там бежать-то – саженей триста на самый дальний откос. А воевать они умеют. С детства с саблями, пиками да другим оружием играются. Пока будешь ногаев переправлять, они десять раз стрелами нашпигуют, да и из ружей побить не побрезгуют. Может, кто из воды и выберется, да толку? Встретят не пирогами, а клинками. Казаки с юртов [2] в плен не берут, зачем им лишняя обуза? Если в набегах на турские земли, они не прочь и ясыр [3] прихватить: турки богатые на выкуп, то с татар да ногаев им особого проку нет. Беднота в степи живет, многие деньги сроду не видали. А чтобы хан своих людишек выкупал – так такого казаки и не помнят. И верно, не стоят плененные затрат. Раз попали, сами виноваты, выкручивайтесь, как хотите. А могли бы неверные, по разумению Аззада, рабов завести или, на худой конец, продать в Аздаке [4] пленников. Все жизнь останется, а с ней и возможность выкупиться или сбежать. Нет, проклятые, не берут полон.

Хозяин Аздака – Калаш-паша – тоже подзуживает: «Не давайте казакам спокойно жить и рожать детей, особенно мальчиков, у них каждый юноша – воин. Пусть земля горит под казачьими ногами, пусть не чувствуют они себя на Тане-Дону хозяевами». А как не давать им спокойно жить? Казаки – народ злой, сопротивляются до последнего, нападать можно, только хорошо подготовившись. А на это время требуется и средства. К тому же, надо заранее взвесить все «за» и «против» и собрать силу вдвое, а лучше втрое превышающую казачью. И все равно, победа – не факт. Неверные хитры, и разведка у них налажена, не дай Аллах. Любой купец, мальчишка, рыбачащий на реке, или погонщик волов могут оказаться наблюдателями. Как утаить подготовку к набегу? Как собрать силу, чтобы казаки о том не пронюхали? А если и соберешься, и повезет подобраться к неверным на выстрел, они же, дети медведя и свиньи [5] , как ни старайся, сдаваться и не подумают. Будут рубиться, покуда сил и жизни хватит. Сколько правоверных погубят! Никакого рода на них не хватит. «О Аллах, дай мудрости и крепости духа в нашей священной воине против неверных», – худосочный хан неторопливо сполз с жеребца.

Слуга, хорошо знакомый с предпочтениями хозяина, уже поправлял кошму, брошенную на связку камышей. Даже в походе хан не любил уподобляться своим подчиненным, готовым спать на земле, подложив под голову седло. Он – благородного происхождения, и ложиться на голую землю не по чину.

Несколько последних месяцев Аззат вынашивал мысль о набеге, словно мать долгожданного ребенка. Ворочал ее в голове и так и эдак: в любом случае теряет как минимум половину сотни. А больше всадников его род выставить не мог. Так бы и разрывался хан между желанием напасть на казачий остров и опасениями потерять людей, если бы не случай.

Все-таки всевышний не оставляет милостью Аззата. Он понял это еще в тот раз, когда навел острие стрелы на лошадь брата, галопом уходившую от разъяренного матерого секача.

Неделю назад охранный разъезд, объезжавший прибрежную рощицу, столкнулся с двумя казаками-охотниками. Одного взять живым не удалось – рубился как зверь, пришлось издалека истыкать стрелами. Зато второй, сообразив, что через миг последует за товарищем, сам поднял руки. На всякий случай нукеры запястья ему связали, и вскоре в таком виде испуганный пленник упал пред ханские очи. Везенье не оставило Аззата и здесь. Русский заговорил сразу, не понадобились даже приготовленные кусачки для выдергивания ногтей, и Нубир – мастер по сдиранию кожи – остался без работы. Выяснилось, этот человек беглый, из царских холопов, и только недавно поселился на Острове. Казаки дали ему кров в курене одной вдовицы и стали брать с собой на охоту и рыбалку.

Хан сразу понял – это божественный промысел. Еще вчера ногам и не мечтали пробраться на юрт незамеченными. И вот Аллах уже в который раз проявил безграничную доброту к роду Аззата, послав ему холопа. Хан был достаточно умен, чтобы сообразить – с этим пленным лаской можно добиться гораздо большего, нежели запугиванием. А потому не стал мучить пленника, назвавшегося Семеном Аксютой. Напротив, принял любезно и даже кинул ему приготовленные для других нужд пятнадцать алтын [6] , пообещав заплатить столько же, если он проведет отряд на Остров. Хан неплохо разбирался в людях. Заметив, как заблестели глаза Степана, получившего первые деньги, он понял, что просчитал того верно и теперь сможет вертеть пленным, как заблагорассудится. Дело лишь в цене.

Через топкое болото, по еле угадываемой гати, Аксюта привел всадников в густые кушири [7] на самом берегу ерика. В сгущающейся темноте вечера указал рукой на стоптанный копытами берег у воды:

– Здесь казаки переправляются на лодках и вплавь с лошадьми, а сторожа не держат, поскольку никто об этой переправе, кроме их самих, не знает. Да и добраться сюда через высоченные камыши не каждый сможет, гать-то тайная.

Целый день, опасаясь засады, хан наблюдал за переправой. Похоже, пленник не врал – на том берегу за все время не показалось ни одной живой души. Получив последний доклад уже в сумерках, хан объявил переправу на рассвете следующего дня и дал команду отдыхать.