Воровский
Шрифт:
Воровский не мог отправиться с Горьким: он выполнял поручение В. И. Ленина объехать города Европы, где находились русские социал-демократы, и, кроме того, должен был присутствовать на IV съезде РСДРП. Горького сопровождал в Америку H. Е. Буренин, член боевой организации большевиков.
Весной 1906 года в России началась избирательная кампания по выборам в I Государственную думу. Большевики считали, что эта дума ничего рабочим не даст, но может породить в их сознании конституционные иллюзии. Именно на это и указывал Воровский в своей брошюре «Государственная дума и рабочий класс». Находясь за границей, он писал и другую брошюру, большую
Находясь в командировке, Воровский продолжал регулярно сотрудничать в легальной прессе. Он писал в толстый литературно-общественный журнал «Образование», в еженедельник «Вестник жизни» и т. д. В это время литературная деятельность его была очень плодотворной.
Рабочие внимательно следили за его статьями в нелегальной и легальной прессе, обсуждали их на вечеринках. Яркие, доходчивые материалы Воровского популяризировали в массах ленинские идеи.
«Статьи Воровского в журнале «Образование», — вспоминал старый революционер И. Мордкович, — и в других легальных марксистских журналах я читал, можно даже сказать, учился на этих статьях, ибо они всегда были посвящены принципиальным вопросам марксизма и строго выдержаны в последовательно марксистском духе».
Иногда рабочие в своих письмах в редакцию просили, чтобы П. Орловский (В. Воровский) высказался по тем или иным наболевшим вопросам. И такие статьи вскоре появлялись.
Воровский продолжал заниматься редактированием своего перевода «Манифеста Коммунистической партии».
В 1906 году издательство «Знание» выпустило «Манифест» в переводе П. Орловского. Его перевод отличался большой точностью и был безупречен с литературной стороны. В. И. Ленин весьма ценил перевод Орловского и считал его одним из лучших переводов «Манифеста».
Закончив дела в Германии, Воровский хотел было выехать в Бельгию, но неожиданный приезд М. Литвинова задержал его. Наконец 20 марта Вацлав Вацлавович пустился в дальнейший путь. Он приехал в Брюссель, где повидал товарищей по партии. «Завтра устраиваю дела с французами, — сообщал он жене 21 марта. — Вечером съезжу в Льеж — там м-ки (меньшевики. — Н. П.) какую-то гадость сделали (подозреваю). Послезавтра утром выезжаю за море».
Предчувствие Воровского не обмануло: в Льеже меньшевики действительно обособились и не хотели идти на объединение.
«Там эти прохвосты, — сообщал Воровский в Петербург, — затеяли пакость. Мое появление сконфузило их, и они пошли на попятный. О подробностях расскажу при свидании. И типы же создаются нашим временем!»
На небольшом пароходике (надо было экономить партийные деньги!) он пересек Ла-Манш и прибыл в Англию. В воскресенье попал в Лондон. Грело весеннее солнце. На душе у Воровского сразу потеплело. Он снял номер в отеле и пустился бродить по городу, проголодался и решил зайти в ресторан. Но, увы, ресторан был закрыт. Пошел в другой, но и там дверь на запоре. Тогда Воровский обратился к одному прохожему и спросил по-английски, где он может пообедать.
— Только дома, — ответил вежливо сухопарый джентльмен. — В воскресенье все рестораны закрыты. Такова традиция. Все отдыхают…
Воровский выругал в душе эту «традицию» и побрел в отель. Настроение испортилось…
…Только в понедельник Воровский встретил нужных ему людей. Собрались в портовом кабачке. Воровский познакомил присутствующих с обстановкой в России, рассказал, что реакция наглеет, что нужно объединиться в борьбе с самодержавием, что партийный
Воровский вновь пересек Ла-Манш и днем 27 марта был уже в Париже. В столице Франции он был не первый раз, но по-прежнему любовался его архитектурой, шумом парижских улиц, пестротой толпы.
Вот и сейчас, по пути с вокзала в гостиницу, Воровский смотрел на знаменитый собор Нотр-Дам, восхищаясь его красотой.
В обязанности Воровского входило не только встретиться с русскими политэмигрантами, но также узнать мнение зарубежных социал-демократических деятелей об объединении РСДРП. Он побывал у Жореса и говорил с ним. Жорес поддерживал объединение. Он вообще недоумевал, почему русская социал-демократическая партия раскололась.
— Надо бороться вместе, — заявил он, прощаясь с Воровским.
Как ни занят был Воровский во Франции, как он ни торопился в Швейцарию и Австрию, чтобы скорее закончить объезд городов и вернуться в Россию, он все же нашел время, чтобы осмотреть сокровища Лувра. «Избегал его весь, — писал он жене 29 марта, — ты знаешь, что это вроде как от Женевы до Лозанны пройтись. Не без труда разыскал Венешку. Ах, подлая, какая хорошая. Что-то необыкновенное. Видал я много чудных статуй — и старых и новых, но в этой что-то особенное, прямо-таки божественное. Уже издали поражает необыкновенная грация линий — какая-то странная, священная поза. Кругом стоят с полдюжины Венер, но все они какие-то вульгарные. А в этой редкое благородство жеста. Не знаешь, что она делала когда-то, когда у ней еще были руки, но чувствуешь, что она делала что-то важное и священное. И эта простота и спокойное, лишенное всяких претензий выражение лица — все это удивительно гармонирует со всей фигурой. Думается даже, что это хорошо, что у нее нет рук, что она какая-то незаконченная. Так она невольно толкает фантазию и заставляет дополнить отсутствующее. Большая определенность только задерживала бы работу мысли и понизила бы сумму эстетических ощущений. Очень занятная, бестия!»
Из Парижа Воровский отправился в Женеву, Цюрих, Вену и Мюнхен.
В начале апреля Воровский вернулся в Петербург…
IV СЪЕЗД РСДРП
Спустя недели две после возвращения из Европы Воровскому снова пришлось пуститься в путь. На сей раз в Финляндию, в небольшой городок Або. Туда съезжались делегаты IV съезда, чтобы потом отправиться на пароходе в Стокгольм.
Воровский был делегатом от Центрального органа Объединенного ЦК РСДРП — газеты «Партийные известия» с правом совещательного голоса.
Стояла тихая теплая погода. Чистенький уютный пароход отошел из Або под вечер. Воровский, Луначарский, Ярославский долго беседовали на палубе, любовались розовым закатом.
Когда стемнело, они спустились вниз, в кают-компанию. Вдруг раздался сильный толчок. Воровский не удержался и повалился на пол. Свет погас. Споры моментально прекратились. Наступила тишина.
Пароход остановился и стал крениться набок. Вскоре нижние каюты наполнились водой. Прибежал озабоченный капитан и стал «успокаивать», что он подал сигнал бедствия, что корабль, по-видимому, прочно засел на камне и не перевернется. Но на всякий случай пассажиры все же надели спасательные пояса. Воровский выбрался на палубу и провел там остаток ночи.