Воровство и обман в науке
Шрифт:
Хорошо хоть к своему соотечественнику Алфреду Уоллесу, одному из основоположников зоогеографии, Дарвин отнесся согласно кодексу ученой чести. Если бы не попавшийся ему на глаза трактат Уоллеса "О стремлении разновидностей к неограниченному уклонению от первоначального типа", он вряд ли бы самокритично подошел к своей рукописи и сократил ее объем в пять раз. Правда, совесть заговорила в ученом на старости лет, когда Дарвин, наконец, публично признал, что обязан своим открытием Уоллесу. "Я много выиграл от того, что выпустил книгу не в 1830 году, когда теория уже сложилась в моем уме, а лишь в 1859, и я ничего не потерял, потому что для меня мало значит, кому люди припишут большую оригинальность — мне или
Но вернемся к самому открытию. Как ни странно, история науки нас постоянно убеждает в том, что даже крупные ученые не всегда способны осознать идеи и взгляды, в корне отличающиеся от устоявшихся в их эпохах воззрений и понятий. Профессор А.К. Сухотин в своей книге "Парадоксы науки" отмечает, что чем важнее и весомее оказывается открытие, которое посягает на опровержение незыблемых научных канонов, тем большее число противников оно набирает и тем большей становится его сила отталкивания от основной человеческой массы.
По-видимому, стараясь сдержать такую силу отчуждения, чисто по-дарвиновски поступил и выдающийся русский биолог и патолог Илья Ильич Мечников, упредив столь же дерзким вызовом шквал нападок на свою эпохальную теорию фагоцитоза, представленную им на Международном конгрессе врачей. "Я желал вызвать критику и возражения, — писал он, — чтобы выяснить судьбу фагоцитарной теории". В конце концов ее судьба, как мы знаем, увенчалась Нобелевской премией. Но до этого триумфального момента чего только не наслушался в свой адрес бедный своей великостью Илья Ильич от закосневших "авторитетов", которые находили его теорию то "слишком виталистической, то недостаточно физико-химической"!
Особенно упорствовали в своем противостоянии Мечникову нобелевские лауреаты Эмиль Беринг и Эдуард Бухнер. Эти видные бактериологи старались, по словам ученого, на развалинах его теории выстроить свои, способные дать лучшее объяснение проявлению иммунитета. "Полемика по поводу фагоцитоза могла убить или совершенно ослабить меня, — жаловался друзьям Мечников. — Бывали минуты… когда я готов был расстаться с жизнью". И при всем этом он сознательно на такую полемику пошел!
"Мне не нужны друзья, мне нужны врага!" — воскликнет незадолго до смерти на дуэли молодой математик-оригинал Эвариста Галуа. А перед этим оставит человечеству изложенную в форме завещания изумительную по оригинальности теорию групп. Почему в форме завещания, а не научной статьи? Да потому что "шестое чувство" подсказывало Галуа, что эта теория сама по себе никакого интереса не возымеет и только породит бурю негодования в стане математиков Французской Академии наук, питающейся воинствующими "рекомендациями" Коши, Фурье и Пуассона.
Спрашивается, зачем тоща была нужна вся эта стратегия, этот продуманный план упреждения удара со стороны оппонентов путем внезапного нападения с заранее просчитанными вариантами отражения атак, если в результате него что Дарвин, что Мечников, что Галуа, кроме потерь, ничего не приобрели, причем один потерял жизнь?! Да, для того чтобы продолжить жизнь науке, которая вне революций и потрясений не способна быть двигателем прогресса и сама обречена на вымирание. И право, ради этого стоило идти на любую грандиозную встряску и ждать, когда скептики и консерваторы достаточно "рассвирепеют". А нам все-таки надо свыкнуться с мыслью, что тех, кто всеми силами старался выводить "глубокие", казалось бы, проблемы из тупика, часто также старательно и со всем блеском загоняют в угол.
Кажется, нет конца дискуссии, которая вот уже более чем полтора столетия ведется между дарвинистами и ламаркистами. И те, кто полагает, что этот не на шутку разгоревшийся спор давно решен в пользу эволюционного дарвиновского учения, наивно заблуждаются. Правда, на определенные и достаточно длительные периоды времени дарвинистам, действительно, удавалось взять верх, но и ламаркисты оказывались не лыком шиты и частенько заставляли своих оппонентов "поджимать хвосты".
В последнее время дарвинистам, вроде бы прочно закрепившимся на своих позициях, то и дело выдвигаются серьезные научные претензии насчет состоятельности отстаиваемой ими теории. Сенсационные результаты экспериментальных исследований канадского биолога Р. Горжинского и австралийского иммунолога Э. Стила, обнародованные в 1980–1981 годах, чуть было не повергли последователей Дарвина в прах, поскольку ими подтверждалась обновленная концепция наследования благоприобретенных признаков. Напомним, что эту идею как раз выдвинул и разработал в начале прошлого века нелюбимый ими маститый французский натуралист Жан Батист Ламарк. Она была им представлена как первое целостное учение об эволюции живой природы. Согласно взглядам Ламарка, живые организмы под влиянием благоприятствующих природных факторов приобретают определенные функции, благодаря чему они имеют возможность приспосабливаться к условиям вечно меняющейся окружающей среды. Эти функции появляются у них потому, что биологическим видам присуще постоянное стремление к совершенствованию и, осуществляя его, они постепенно усложняют свою организацию. Причем новые качества передаются ими по наследству. В общем качели дарвинистов опять опустились вниз. Но не надолго. И вот почему.
Когда по истечении 170 с лишним лет естествоиспытатели Стил и Горжинский попытались своими экспериментальными данными подтвердить правоту старика Ламарка относительно механизма передачи по наследству живыми особями благоприобретенных признаков, поначалу эти эксперименты, проведенные ими на мышах, ошарашили многих авторитетных биологов. Настолько статистически достоверными, корректными и точными они казались. Однако стоило подвергнуть их проверке, чем, собственно, и занялся спустя время ряд исследовательских центров, как оказалось, что повторно получить широко разрекламированные Стилом и Горжинским результаты не представляется возможным. При этом о поражающих воображение эффектах вообще говорить не приходилось. А без возможности воспроизводства "блестящего" опыта, что он стоит? Да ничего. Даже ломаного гроша!
Одним словом, афера рухнула. Исследователям, подтасовавшим опытные данные, было сказано категоричное "нет". Дарвинисты опять "взмыли" вверх. Кстати, странно, что из них никто даже не высказал сомнения в лженаучной сенсации, в мгновение ока облетевшей научные круги. Впрочем, они сами до сих пор не имеют твердой и безупречной базы для отстаивания своих позиций в науке. Только спорят. Но получается, что в споре истина рождается далеко не всегда. Особенно, если этот спор напоминает махание кулаками по воздуху.
Пойман, но не вор
В ученой среде существует неписаное правило: когда случаи интеллектуального воровства, плутовства и прочего нравственного сора становятся очевидными, то этот сор из избы стараются не выносить. Считается, что контроль качества научной продукции и строгий учет приоритетов — сугубо внутреннее дело науки и ее служителей. Дескать, наука располагает всеми необходимыми механизмами, с помощью которых из ее лона легко выкорчевываются засилье и обман. Но практика, к сожалению, доказывает как раз обратное, поскольку эти механизмы частенько дают сбои и их "заедает" буквально на ровном месте.