Ворожей Горин. Зов крови

Ильичев Евгений

Я не виню ее и не упрекаю. Каждому свое. Я давно уже простил ей и поступок ее, и то, что она умудрилась завести новые отношения, забеременеть и родить в те жалкие полтора года, что я служил. Мне другое обидно: все это можно

было провернуть как-то благороднее, что ли. Не могу иначе описать то, что я почувствовал, когда узнал о своей невесте правду. Да и не о Насте сейчас речь. Тогда была дикая боль от обиды, сейчас уже перегорело и притупилось. Осталось другое – удручающее чувство беспомощности и обреченности положения. Мог ли я на что-то повлиять? Могла ли Настя быть сильнее, смелее? Наверное, нет. Хотя Верка так не считает, у моей сестры на все имеется свой взгляд. Суждения зреют в ее голове на исключительно благодатной почве юношеского максимализма. Нет для Верки серого цвета и полутонов. Есть лишь черное и белое, а все, кто видит мир иначе, по ее мнению – трусы и эгоисты. Что на такое скажешь? Это ее точка зрения, когда-то и я таким был. Со временем переболел, разумеется, но все же было дело. И она, надеюсь, когда-нибудь переболеет. А сейчас…

Сейчас мне действительно нужен был какой-то гадкий поступок в копилку нашего с Веркой недопонимания. И если уж расширять эту пропасть, то только так. Я убавил газ на минимум, курица тут же оставила свои бесплодные попытки бегства из кастрюли и продолжила мерно кипеть на маленьком огне. Затем я вернулся в зал, где Верка уже монтировала нарезку из видео со мной в главной роли. Ну уж нет, сестренка, звездой «ютюба» я становиться не желаю. Я с силой вырвал камеру из корпуса натужно кряхтящего системного блока.

– Эй! Ты чего! – обиженно заверещала Верка, пытаясь отобрать у меня старенькую камеру.

Я поднял руки вверх так, чтобы она не смогла добраться ни до камеры, ни до провода, и злобно прошипел сестре прямо в лицо:

– Значит так, или ты берешься за ум, или…

– Или что? – на глазах сестры появились крупные градины слез. Они на секунду зависли на ее ресницах, но тут же сорвались вниз под собственным весом. Верка часто заморгала, глядя на меня снизу вверх. На мою руку попало несколько ее слезинок, из-за чего я ее рефлекторно отдернул. Что-что, а реветь на публику сестра умела, Станиславский бы точно одобрил. Только меня такими вещами уже не пронять было, я в этом плане давно калач тертый. Правда, не слезами одними Верка планировала делать мне трепанацию черепа. У нее уже была заготовлена фраза, которую я больше всего ненавидел.

Конец ознакомительного фрагмента.