Воры в доме
Шрифт:
Он не собирался говорить ей ничего плохого. Он не собирался сделать ничего такого, о чем бы он не мог рассказать на комсомольском собрании. И все-таки у него дрожали колени, когда он встал из-за стола и направился к ней.
— Извините, пожалуйста, — сказал он сипло и тихо.
— Что вы сказали? — переспросила она.
— Извините, пожалуйста, — повторил Гриша громче и, глядя на вазочку с ее мороженым, продолжал упавшим голосом: — Я сегодня получил отпуск за хорошее несение службы. И благодарность
— Садитесь, пожалуйста, — сказала она.
Она все понимала! Гриша так и знал, что о н а все поймет. Он взял свое мороженое и сельтерскую воду и пересел к ней.
— Меня зовут Григорием, — сказал он уверенней. — А фамилия моя — Кинько.
— Ольга, — сказала она, не называя фамилии.
— Вы, наверное, студентка? — спросил Гриша, не решаясь приняться за свое мороженое.
— Студентка, — ответила Ольга.
— Я тоже, когда уволюсь из армии, обязательно получу высшее образование. Я пойду на радиофакультет, потому что радио — это моя любимая наука и моя военная специальность. А вы на каком факультете учитесь, если не секрет?
— Нет, не секрет. На медицинском.
— А каким вы доктором хотите стать?.. По внутренним болезням или хирургом?
— Хирургом, — ответила Ольга.
— Это очень правильно. — Гриша взял ложечкой немного мороженого и положил в рот. — Хотя хирургами почему-то чаще бывают мужчины.
Он ел мороженое, мучительно раздумывая, что бы еще сказать. Когда он думал о предстоящей беседе, она складывалась так легко, так свободно и красиво, а вот на практике ему не хватало слов.
— Вы музыку любите? — спросил он.
— Люблю.
— И я очень люблю музыку, — сказал Гриша. — И классическую музыку таких великих композиторов, как Людвиг ван Бетховен, Чайковский и Мусоргский, и народные песни. Мне только не нравятся всякие рок-н-роллы и буги-вуги, потому что они, по-моему, больше похожи на кошачье мяуканье, чем на музыку. А вам они нравятся?
— Нет, мне они не очень нравятся, — ответила Ольга, поднимая на него удивленные синие глаза.
Снова наступила пауза. А мороженое в его вазочке уже подходило к концу.
— Послушайте, Ольга, — вдруг сказал Гриша с той подкупающей искренностью и волнением, какие бывают у людей лишь в редкие минуты особенного нервного подъема. — У меня сегодня такой день… Такой, что и рассказать невозможно. Вы не подумайте, что я хвастаюсь, но не часто случается второй раз подряд получить благодарность в приказе, отпуск да еще и денежную премию. Но дело не в этом. Дело не в премии, а в том, что вот я прохожу этот день по городу, пойду в кино, и он забудется. А вам ничего не стоит сделать так, чтобы он запомнился на всю мою жизнь. Позвольте мне проводить вас, если вы куда-то идете, и пригласить вас в кино или в театр, куда вы захотите… Вы только не подумайте, что я к вам пристаю и что я вообще всегда заговариваю с девушками. Даю вам честное комсомольское слово, что это первый раз в жизни…
— У
— Очень приятно, — с чувством сказал Гриша. — Семьдесят три.
— Что это значит?
— Семьдесят три в международном радиокоде обозначает «наилучшие пожелания». Это я вам желаю успешно сдать зачет. А у нас в части когда кому-нибудь говорят «семьдесят три», в шутку отвечают «шестьдесят шесть» — это значит: идите к черту. Но это не обидно говорят, это такая примета…
Они еще немного поговорили, он записал адрес, и Ольга ушла. Он полюбовался, как она вышла за двери, и образно подумал, что в кафе стало темней, словно зашло солнце.
Так и не доев своего мороженого, он покинул кафе и не сразу понял, что вместо того, чтобы пойти в телевизионное ателье, как он собирался, он пошел в прямо противоположную сторону. Он сел на скамейку на бульваре и долго смотрел в одну точку, улыбаясь. Сердце у него билось так часто, как после завершения марша-броска. Ольга. Он всегда считал, что это самое красивое из всех женских имен. И принадлежало оно самой красивой, самой лучшей, самой доброй и умной из девушек, о которых он когда-либо слышал или читал…
— А, старший сержант Григорий Осипович, — весело встретил его Ибрагимов, когда он пришел в телеателье. — Снова благодарность командования?
— Снова, — серьезно ответил Гриша. — И отпуск на три дня.
— На три? — удивился Ибрагимов. — Это за что же?
— За отличную стрельбу, — улыбнулся Гриша.
— Вот оно что! — подмигнул ему Ибрагимов. — Выходит, еще один такой случай и могут медалью наградить. Или даже орденом.
— Не знаю, — внезапно насторожился Гриша. — А откуда вам известно, что я получил благодарность?
— Хороший слух, как говорит пословица, бежит впереди человека.
— Это вы шутите, — серьезна сказал Гриша. — Вы просто догадались.
— Конечно, догадался, — добродушно согласился Ибрагимов. — Ну, а как движутся самостоятельные занятия?
— Я вам еще не принес книжку, — извиняясь, ответил Гриша. — Ничего, что я ее задержал?
— Что значит — задержал? Как можно задержать подарок?
— Спасибо, — сказал Гриша. — Я с товарищем — сержантом Касатоновым, пользуясь вашей книжкой, отремонтировал телевизор в ленинской комнате. Я вам говорил, у нас там «Темп».
— Да, да, помню. Это вы молодцы. И запомните, если вы и дальше будете так же настойчиво изучать ремонт и наладку телевизоров, когда закончится ваш срок службы в армии, вы сможете поступить на работу в любое телевизионное ателье. Или на завод телевизоров. И не новичком, а мастером своего дела… Это хорошая специальность. С большим будущим.
— В этом деле, видимо, нужен опыт, — сказал Гриша. — Одних знаний недостаточно, чтобы сразу определить, в чем состоит нарушение или чем вызваны помехи.