Восемь голубых дорожек
Шрифт:
– Ты мне толком скажи: значит, и тебя Зоя Ивановна решила выпустить на соревнование?
– Да, дедушка, она решила! Голос у Маринки ликующий.
– Не побоишься?
– Да что ты, дедушка! Ведь это простые учебные соревнования! Курсовки называются. Они у нас бывают каждый месяц!
Пока они шли из бассейна, пока дошли до своего подъезда и поднялись на шестой этаж, дедушка уже все узнал про предстоящее соревнование, про "курсовку", к которой будет допущена вся Маринкина группа.
Но ведь это дедушка все знает.
И, придя домой, Маринка начинает сначала. Хоть это будет лишь обычная курсовка, но на курсовке все бывает по-настоящему, как на большом соревновании. Каждому отведут водную дорожку. Каждому совершенно отдельную. Никто тебе не станет мешать! И у нее, Маринки, тоже будет своя дорожка, своя стартовая тумбочка. И судьи будут засекать время по секундомеру. А как же? И будет стартовый пистолет…
– Что-что?
– настораживается бабушка.
– Какой еще пистолет? Стрелять будут?
– Да стартовый же, бабушка!
– объясняет Маринка.
– Ты не бойся. Никого не убьют. Из него только - бах!
– и уж тогда не зевай, вмиг прыгай в воду и плыви…
Бабушка успокаивается:
– Уж чего не знала, того не знала! Первый раз слышу про такие пистолеты.
Да, теперь есть уже такие вещи, которые бабушка не знает, и Маринке приходится ей объяснять.
– А если я хорошо проплыву дистанцию, - продолжает Маринка,- то получу значок "Умею плавать".
Сказав это, Маринка выжидательно смотрит на бабушку: а что такое дистанция (тоже ведь трудное слово!), бабушка знает?
Наверно, все-таки знает, потому что спрашивает правильно:
– Какую же дистанцию тебе надо будет проплыть?
– Какую?
Маринка небрежно пожимает плечами:
– Так себе дистанция… Кролем пятьдесят метров. Ничего особенного.
Ничего особенного? А у самой глаза блестят. А сама напыжилась от гордости. А сама ждет не дождется маму и папу, чтобы начать рассказывать все по порядку, с самого начала! Ну и Маринка! Ну и чудеса! Ведь совсем недавно, несколько месяцев назад, она понятия не имела, что это за слово "кроль". А сейчас сама собирается плыть этим самым кролем. И ничего особенного ей - пятьдесят метров.
Вдруг бабушка, пристально поглядев на внучку, улыбнулась.
– Веснушек-то, веснушек у ней… Весь нос в конопаточках! Да где ты их столько набрала, Мариночка?…
Где? Не мудрено набрать, когда весна пришла. А где весна, там и веснушки!
АНТОН СОБИРАЕТСЯ УЕЗЖАТЬ, А ГАЛЯ ВСТРЕЧАЕТ ТУСЮ
Они сидели вдвоем на балконе, Антон и Маринка. Отсюда, с шестого этажа, им хорошо был виден и слышен Ленинградский проспект. Оттуда доносилось много разных звуков: и шелест автомобильных шин по асфальту, и вдруг лязг тормоза, и неясный гул человеческих голосов, и редкие звонки трамваев
Уже стояла жаркая весна. Май близился к концу. Всюду продавали пучки
Пройдет еще несколько дней, и в школе кончится учебный год. И в спортивной школе бассейна тоже скоро будет перерыв в занятиях - до осени.
Вместе с Антоном и Маринкой на балконе сидел и старый плюшевый медведь. Он примостился у Марины на коленях, доверчиво прижав к ее плечу свою разлохмаченную и потертую, но очень умную плюшевую морду.
Антон, покосившись на медведя, спросил:
– Все-таки играешь в игрушки? Маринка запротестовала:
– Что ты! Почти все свои игрушки я отнесла в мой прежний детский сад. Как начала учиться в школе, так взяла и отнесла.
– А он?
Антон кивнул на медведя.
– Он? Он - да это же другое дело! Ну разве он игрушка? Он… - Маринка запнулась, подыскивая, как бы ей Антону сказать, и, не найдя подходящего слова, протянула своего мишку.
– Нет, ты послушай только. Он умеет даже разговаривать.
Она опрокинула медведя на спину и тотчас подняла его. Мишка заурчал веселым добродушным баском. Черные бусинки его глаз лукаво посмотрели на Антона: "С чего это ты взял, что я игрушечный?"
Антон оживился и, взяв у Маринки мишку, заставил его тоже несколько раз поурчать. Потом сказал:
– Хороший он у тебя.
– Вот видишь!
– Вижу, - согласился Антон. И вдруг, отдавая медведя Маринке, он как-то задумчиво проговорил:- А я, знаешь, скоро уеду из Москвы.
Маринка сказала:
– И я уеду скоро. Вот перейду во второй класс, и мы на лето поедем в деревню. С бабушкой. До осени.
– Да нет, - сказал Антон, - я-то не до осени. Я совсем уеду из Москвы. Навсегда, быть может.
– Как это - навсегда?
– не поняла Маринка.- Как? Значит, на всю жизнь?
– А. что ж - может статься, и на всю жизнь.
У Маринки на лице недоумение: как это возможно уехать из Москвы на всю жизнь? И не ходить по Ленинградскому проспекту? И не бывать на Красной площади? И не ездить в метро? И Маринка его не увидит больше, и он Маринку - тоже никогда? Что за непонятное такое говорит Антон?…
Она изумленно, широко открытыми глазами смотрела на него. Антон глядел через балконную решетку на зеленые верхушки деревьев. Говорил словно самому себе:
– Знаешь, папа теперь будет постоянно работать в Барнауле. Это лучше. А нам с мамой как же? Не хочется все время жить без папы да без папы… И ему без нас, наверно, не очень-то хорошо. Вот вчера вечером мы втроем все обсудили. Решили всей семьей перебраться на Алтай. И маме там очень понравилось.
Маринка молчала. Антон глянул на нее и увидел, что уголки рта у нее опускаются. Ну точь-в-точь как бывает, когда человек собирается заплакать.