Восемь религий, которые правят миром. Все об их соперничестве, сходстве и различиях
Шрифт:
Нынешний типичный христианин – это уже не мужчина-европеец, а женщина, латиноамериканка или африканка
Пещерный собор, святилище, высеченное в скалах неподалеку от свалки мусора в Каире, Египет, с помощью мощных аудиосистем каждое воскресенье обрушивает на двадцать тысяч верующих Коптской православной церкви восхваления, молитвы и проповеди.
Олицетворением высказываний о том, что лицо нынешнего христианства темнеет, является не папа Бенедикт, а архиепископ Южноафриканской англиканской церкви, лауреат Нобелевской премии Десмонд Туту. Или, точнее, эти высказывания олицетворяет никому не известная женщина откуда-нибудь из Бразилии, Китая или Демократической Республики Конго, поскольку, как отметила историк церкви Дана Роберт, нынешний типичный христианин – «это уже не мужчина-европеец, а женщина, латиноамериканка или африканка»43.
Наиболее широко растиражированное изображение Иисуса, «Голова Христа» Уорнера Соллмена (1941), – портрет, Иисус на
Мы живем в эпоху, когда духовность отдельно взятого человека одерживает верх над религиозными институтами
Однако экспансия христианства на юг планеты – это не просто смена цвета кожи христиан. Ей сопутствует изменение облика самого христианства. По мнению Харви Кокса, в настоящее время христиане живут в «пост-догматической» «эпохе Святого Духа», в которой духовность отдельно взятого человека одерживает верх над религиозными институтами, к Символам веры и катехизисам апеллируют чаще, чем следуют им, а «опыт восприятия божественного вытесняет теоретические рассуждения о нем»44. Супернатурализм, изгнанный из многих церквей севера планеты научными теоремами и философскими доводами, вновь приобретает популярность. Исцеление верой, говорение языками и даже экзорцизм – обычные явления во многих быстро растущих конфессиях мира. Эта новая волна христианства исключительно практична, к решению таких социальных проблем, как бедность, она подходит с позиций «преимущества бедным», сформулированных богословами латиноамериканского освобождения. Но как минимум с той же частотой она проповедует и личное спасение. По словам историка Марка Нолла, христиане становятся все более предприимчивыми и менее почтительными к традициям. Новое направление – это «самозарождающееся, самофинансирующееся и самораспространяющееся христианство»45. Те, кто наблюдает за развитием религиозной жизни в США, давно заметили, что теперь христиан разделяют скорее политические, чем конфессиональные границы. У левых католиков больше общего с либеральными протестантами, чем с традиционными католиками, а у традиционных католиков больше общего с консервативными протестантами, чем с либеральными католиками. Нечто подобное можно сказать и о христианстве в глобальных масштабах, разделенном на «северное» и «южное». Христиане глобального юга в богословском отношении более консервативны, чем христиане глобального севера, где критика Библии, теория эволюции и компаративное религиоведение породили целую когорту либералов от теологии. Христиане в Африке, Азии и Латинской Америке также склонны подчеркивать эмпирический аспект веры, в то время как христиане в Европе и США делают акцент на его этическом аспекте. Американские и европейские христиане склоняются к «Социальному Евангелию», в котором грех и спасение рассматриваются скорее в коллективном, чем в индивидуальном приложении, и призывают верующих уделять внимание таким вопросам жизни в этом мире, как обеспечение пищей голодающих и предоставление крова бездомным. Христиане в Африке, Азии и Латинской Америке склонны проповедовать «Евангелие преуспеяния» и уделять основное внимание получению билета в рай. Здесь ангелы и демоны – не просто метафоры, сверхъестественное живет и здравствует, демонстрируя свою власть.
Увеличивающийся разрыв между христианством глобального севера и глобального юга прослеживается в пароксизмах, досаждающих англиканской общине. Нынешняя проблема – гомосексуализм, а точнее, избрание епископом Нью-Гемпшира Джина Робинсона, не скрывающего своей ориентации. Но в более широком масштабе проблему представляет авторитет Библии, в которой при буквальном прочтении обнаруживаются высказывания против по меньшей мере мужских гомосексуальных отношений. (Лесбиянство нигде в Библии не осуждается напрямую и даже не рассматривается). Это противоречие свидетельствует о том, что приверженцы Англиканской церкви в Африке бесконечно далеки от приверженцев Епископальной церкви в США. Разумеется, и на глобальном юге есть либералы, а на глобальном севере – консерваторы. В ответ на рукоположение Робинсона в 2009 году около 100 тысяч консервативно настроенных американцев покинули лоно Епископальной церкви и образовали Англиканскую церковь Северной Америки. Тем не менее история современного христианства постепенно превращается в повесть о двух церквях, причем глобальный север теряет влияние так же быстро, как глобальный юг завоевывает его.
«Потемнению» христианства способствуют две классические движущие силы религиозных изменений: рождаемость и обращения в веру. Неудивительно, что быстрее всех разрастаются рьяные евангелические церкви, их усилиям способствуют внушительные размеры семей на глобальном юге, по сравнению с которыми семьи севера выглядят карликовыми. Немало выводов было сделано из высокой рождаемости в мусульманском мире, но и христиане так же успешно обзаводятся детьми на глобальном юге, особенно в Африке. Вряд ли христианство повсюду сумеет добиться такого же роста, как в Африке XX века – с 9 миллионов душ в 1900 году до 355 миллионов в 2000 году, – но благодаря сочетанию давнего ривайвелизма и еще более давнего роста численности населения Африка и Латинская Америка к 2025 году обгонят Европу по количеству приверженцев христианской веры46.
Христианство и ислам
Одно из самых серьезных испытаний для церкви в период глобализации – необходимость считаться с соседями-мусульманами. На протяжении почти всей истории христианства наиболее близкими собеседниками христиан оставались иудеи. С самого начала христианство представляло собой сплав эллинистического и иудейского влияния, а при попытке сочетать их неизменно возникали конфликты. Но сегодня две самые масштабные мировые религии – это христианство и ислам. Их приверженцы, вместе взятые, составляют примерно половину численности населения планеты, они же несут ответственность более чем за половину всех терактов в мире, в том числе совершенных террористами-смертниками.
Конечно, история христиано-мусульманских отношений богата событиями. Арабские мусульмане захватили Иерусалим (который они называли «Аль-Кудс» – «священный») в 637 году. Христиане отвоевали его в 1099 году и вновь были вынуждены отдать мусульманскому герою Саладину в 1187 году. Таким положение города оставалось на протяжении примерно тысячи лет. Бывали времена, когда представители этих двух религий правили отдаленными государствами, в итоге их пути пересекались лишь во время словесных баталий или военных кампаний. Существовали такие места, как средневековая Испания, где мусульмане и христиане без страха жили бок о бок. Но сегодня ислам и христианство вновь стали соперниками, ввязались в напряженную конкурентную борьбу за людей, власть, общественное мнение. Нынешнюю Африку разделили почти поровну: доля христиан – 47 %, мусульман – 41 %. Между тем уже ведется новая игра, ставка в которой – души и думы группы, которая растет быстрее, чем какая-либо другая в мире. В другой большой игре, которая ведется на телевидении, в газетах и в интернете, христиан противопоставляют мусульманам, приводя в пример этику войны, характерную для тех и других.
Распространение критики джихада в исламе, а также так называемых «аятов меча» из Корана вынудили беспристрастных христиан ломать голову над трудными вопросами о традициях самого христианства, о священной войне и «текстах ужаса». Как в индуистском эпосе «Махабхарата», в Библии целые книги посвящены войне и распространению слухов о ней. Но в отличие от Корана, в ней не содержится никаких правил ведения справедливой войны. Ветхий Завет переполнен упоминаниями о войне, казнях, насилии. «Упою стрелы Мои кровию, – похваляется мстительный Бог в Втор 32:42, – и меч Мой насытится плотию». Тот же Бог повсюду причастен к массовым убийствам детей, геноциду целых народов, а в случае с потопом – к почти полному истреблению всего рода человеческого. Псалмы, которые читают каждое воскресенье во многих церквях, насыщены мстительностью, в том числе Пс 136, завершающийся призывом отомстить вавилонянам, разбив их младенцев о камень. Но пожирает плоть и упивается кровью не только Ветхий Завет. «Не мир пришел Я принести, но меч», – говорит Иисус (Мф 10:34). И кто в здравом уме встанет на защиту Иисуса, который отвечает хананеянке, умоляющей помочь ее больной дочери, называя их обеих «псами» (Мф 15:22–28)47?
Сегодня ислам и христианство вновь стали соперниками, ввязались в напряженную конкурентную борьбу за людей, власть, общественное мнение
Мистики и «путь отрицания»
При таком количестве религиозного вооружения, заряженного, взведенного и готового выстрелить, столкновение мусульманской и христианской цивилизаций может показаться неизбежным. Но и в исламе, и в христианстве сильны мистические традиции, в которых опыт восприятия божественного побуждает относиться к представителям других религий, как к товарищам-паломникам, спутникам в таинственном путешествии к вечному и неописуемому. Мистики обеспечивают ресурсами мусульман и христиан, заинтересованных в том, чтобы если не перековать мечи на орала, то хотя бы держать мечи спрятанными в ножны.
Изучая христианство, студенты зачастую узнают о христианских философах больше, чем о мистиках. К примеру, католический философ Фома Аквинский (1225–1274) ввел Аристотеля в диалог с христианством, а также дал известное определение человеку как совокупности тела и души, которые разлучаются в смерти, но вновь воссоединяются при воскресении. Фома Аквинский также выдвинул ряд логичных доводов существования Бога, которые и по сей день остаются предметом споров. Однако как и другие великие религии, христианство породило мистическое направление, которое во имя великой тайны Бога скептически относилось к систематическому богословию и философии. Подобно нынешним пятидесятникам, древние и средневековые мистики ставили опыт выше догмы.