Восемь религий, которые правят миром. Все об их соперничестве, сходстве и различиях

Протеро Стивен

Важнейшие средства распространения даосизма во всем мире – тысячи школ боевых искусств, рассеянные по Азии и почти всем большим и малым городам Европы и США. К примеру, занимаясь тайцзицюань, дети, взрослые и старики узнают о таких ключевых понятиях даосизма, как ци (чи) и взаимодополняемость женского начала инь и мужского ян. И, что еще важнее, становятся их воплощением.

Влюбленность Запада в даосизм особенно заметна в названиях сотен книг, в том числе множества бестселлеров, которые начинаются с магического слова «дао (чего-либо)» и относятся почти ко всем аспектам жизни человека. Есть «дао-книги» о приготовлении пищи, питании, мытье посуды, преподавании, наставничестве, свиданиях, мечтах, компьютерах, литературе, купании, существовании, умирании и релаксации.

Фэн-шуй, который первоначально предназначался для выбора места захоронений в соответствии с теневой (инь) и солнечной (ян) сторонами кладбищенских

холмов, теперь применяется в архитектуре и дизайне интерьеров

В отделе книг о спорте можно увидеть такие названия, как «Дао серфинга», «Дао гольфа», «Дао баскетбола», «Дао бейсбола», «Дао покера» и «Дао шахмат». Для ученых предназначены «дао-книги» по антропологии, психологии, политологии, статистике, а также хит Фритьофа Капра «Дао физики». Для духовных или религиозных читателей (или и тех, и других) – «Дао ислама», «Дао дзэн-буддизма», «Дао Иисуса», «Дао Христа» и даже книга о еврейском мистике Мартине Бубере под названием «Я и дао». Таким вечным темам, как секс, деньги, любовь и бизнес, посвящено множество «дао-книг». Элвис, Эмерсон, Мухаммед Али, Уоррен Баффет, Брюс Ли, Уилли Нелсон – о каждом из них написаны «дао-книги». А для тех, кто любит животных, есть «Дао гав-гав», «Дао мяу» и даже «Дао му-у».

Среди всех «дао-книг» наиболее сильный шок (и отвращение) вызывает название «Дао какашки» (The Tao of Poop), хотя ее подзаголовок отчасти утешает – «Как сохранить душевное здоровье (и саму душу), пока воспитываешь ребенка». Самая известная из «дао-книг» – «Дао Винни-Пуха» Бенджамина Хоффа (1982), в которой даосские истины излагаются Винни-Пухом и его друзьями. Представляя «три великих учения» Китая, Хофф рассказывает читателям о свитке, на котором изображены Конфуций, Будда и Лао-цзы, пробующие уксус. У Конфуция лицо кислое, на лице Будды горечь, а Лао-цзы улыбается, потому что жизнь для него так же сладка, как обожаемый Винни-Пухом мед⁷. Конечно, во многом это глупость. В фильме «Дао Стива» (Tao of Steve) звучит безнравственная реплика: «Я ищу не просветления, а подружку». Но такая глупость уместна, потому что даосские мудрецы, по всей видимости, смеются чаще и охотнее, чем, скажем, Иисус или Павел.

Даосские мудрецы смеются часто и охотно

Одна из причин, по которым даосизм так популярен на Западе – жители западных стран слишком мало о нем знают. Невежество дает нам возможность представить даосизм в любом виде, и поскольку в Европе и США явных даосистов немного, подправить свой имидж они не в состоянии. Справедливости ради следует отметить, что даосисты никогда и не пытались систематизировать свое учение. Они не только не преследовали еретиков, но даже не выявляли их. Даосский свод священных писаний можно назвать энциклопедическим (его составляют более тысячи томов) и противоречивым. Но даосисты никогда не пытались превратить свои изменчивые учения в догму – уместный подход для традиции, охотно принимающей перемены и созидание. Опять-таки подобно индуистам, даосисты не открещивались от новых веяний, а впитывали их. Эта традиция – непостижимое, перемешанное собрание философских наблюдений, нравственных рекомендаций, физических упражнений, медицинских теорий, рассказов о сверхъестественном, погребальных обрядов, методов продления жизни, поэтому в меньшей мере, чем любая другая религия, поддается определениям. Да, даосизм – традиция книг, как священных, так и шутливых. Но вместе с тем это традиция священных гор, паломничеств, праздников, вина, благовоний, гимнов, сексуальных практик, альтернативной медицины, боевых искусств, витиеватых речей и Бессмертных, которые «скитаются в тумане» и «танцуют в бесконечности»⁸.

Численность этих скитальцев и танцоров – такое же неуловимое понятие, как сам даосизм. Поскольку даосизм относится к «трем учениям» Китая, большинство китайцев считают себя вправе совершать действия, характерные для даосистов, буддистов и конфуцианцев, не причисляя себя исключительно к одной из этих традиций. Те, кто в целом относит себя к даосизму, обычно называют «даосами» только жрецов и мудрецов. Более того, приверженцы даосизма обычно не собираются общинами, численность которых можно подсчитать. Следовательно, вести подсчеты в этом случае так же невозможно, как давать определения. (База данных по мировым религиям, в которой ведутся таблицы с численностью приверженцев других религий, к этой задаче даже не пробует подступиться). На Тайване, где с 60-х годов ХХ века наблюдается даосский ренессанс, насчитывается около десяти тысяч даосских храмов и почти шесть миллионов даосистов⁹. О численности даосистов в Китае, где даосизм вновь воспрял духом, можно лишь догадываться, так как в официальной правительственной статистике учтены только священнослужители. Хотя даосизм часто ассоциируется с отшельниками и бунтарями, обычаи этой традиции

издавна привлекали представителей разных социальных слоев, в том числе правительственных чиновников, поэтому под влиянием учений даосизма в той или иной мере находится большинство китайцев. Однако позиции даосизма в сельской местности на юге Китая прочнее, чем на урбанистическом севере. Правдоподобно выглядит такая цифра, как 50 миллионов человек на одной только материковой части Китая, хотя она легко может превысить 100 миллионов человек, если учесть всех тех, кто совершает восхождение на даосские горы, покровительствует даосским храмам или ставит у себя дома благовонные курения перед изображениями даосских Бессмертных¹⁰.

Тем не менее следует отметить, что современное влияние даосизма объясняется не столько численностью его приверженцев, сколько силой воздействия и распространенностью его идей. Влияние даосизма можно встретить за его пределами – в неоконфуцианстве и дзэн-буддизме, однако даосизм не наложил на цивилизацию Восточной Азии такой же заметный отпечаток, как конфуцианство и буддизм. Сила даосизма почти неизменно контркультурна, его влияние по сей день продолжает проявляться в живописи и литературе, а не в политике и экономике. По этой причине даосизм значительно отстает от конфуцианства и буддизма по степени воздействия на современность.

Взращивание жизни

Изменчивое всегда привлекало даосистов больше, чем постоянное, поэтому даосисты оспаривают почти все, в том числе и цель их традиции. Некоторые из них считают смерть естественным явлением, другие бросают ей вызов, стремясь к бессмертию. Тем не менее большинство даосистов согласны с тем, что нет ничего ценнее жизни, следовательно, высочайшей из практик называют искусство ее взращивания. Беда в том, что мы упускаем жизнь – либо не ведем ее во всей полноте, либо живем недолго. Мы изнуряем себя, продаем в рабство шаблонным, общепринятым мыслям и поступкам. Решение, предложенное даосистами, – жить полной жизнью, радоваться здоровью, физической крепости и долголетию. Здесь чувствуются отголоски ориентации израильской религии на земную жизнь и привычный мир, где Авраам и Моисей не стремятся на небеса, а живут долго, умирают своей смертью, и родные хоронят их.

С точки зрения некоторых даосистов, у благоденствия есть цель и повыше – физическое бессмертие. Даосисты стремятся стать бессмертными, которые питаются ветром, пьют росу, разъезжают верхом на тучах и драконах, в том числе достигая края света и оказываясь за его пределами. Но даже эти даосисты не рассчитывают на загробную жизнь и не боятся ее. Если древнегреческие философы считали бессмертной душу, покидающую тело после смерти, то даосисты утверждают, что доступное нам бессмертие можно обрести на земле, пребывая в физическом теле.

Философ Грейс Янтцен утверждает, что великая тайна, лежащая в основе мировых религий, – не смерть, а рождение¹¹. Это утверждение справедливо для даосизма, который представляет собой скорее взращивание жизни, чем победу над смертью. С точки зрения даосистов, процветание встроено в природу вещей. Люди созданы для того, чтобы процветать, – точно так же, как деревья созданы для того, чтобы расти. Но процветание возможно лишь в том случае, если мы живем в гармонии с естественными ритмами Дао. Увы, почти все мы подчиняемся диктату социальных условностей, нравственных правил, официального образования, ритуальных предписаний. Цивилизация здесь выступает в роли вампира. Своими уловками она высасывает из нас жизнь, истощает запасы нашей ци (жизненной энергии), рано сводит нас в могилу. Мы действуем целенаправленно, подчиняясь воле, а не сердцу. Мы слишком много думаем и слишком мало постигаем чутьем. Мы всерьез относимся к дихотомиям, которые, в сущности, ничем не различаются, выбираем между тем, что нам нравится и не нравится, что правильно и неправильно, что красиво и что безобразно. И с каждым днем понемногу умираем.

Все это внимание к общепринятым взглядам и нравственным нормам убивает не только личности. Оно разрушает гармонию в обществе, возможную лишь в том случае, когда каждый действует естественным для него образом. Если конфуцианцы считают этикет и ритуалы спасением от недугов мира, для даосистов и то, и другое – причины стоящей перед человеком проблемы безжизненности. Все сущее создано Дао, чтобы меняться спонтанно, без предупреждения. Но социальный хлам – этикет, ритуалы, язык, мышление, – формирует нас, сковывает, вымораживает. Мы возводим барьеры в своей личной и общественной жизни, эти барьеры делят космос, некогда бывший единым, на все более и более мелкие частицы, отделяют нас друг от друга, препятствуют «свободному движению Дао». Такое дробление побуждает людей воспринимать себя как обособленные атомы, отделенные друг от друга, как и от Дао. И мы становимся чужеземцами на своей земле, исступленными творцами цивилизации, так называемый прогресс которой отрезает нас от изначальной гармонии «девственно-чистого Дао»¹².