Восемь трупов под килем
Шрифт:
— Постой-ка, Салим, отпусти его, — командно выплюнул обладатель цветастой рубахи. Чернявый повиновался, но отступить не пожелал. Обладатель неприятной физиономии продолжал выворачивать правую руку.
— Манцевич, и тебя касается.
Боль отпустила, Турецкий перевел дыхание. За какие, спрашивается, заслуги?
— Вы еще расстреляйте меня, — пробормотал он, разминая онемевшие плечи, — я не киллер, господа, успокойтесь, просто по нелепому стечению обстоятельств судьба занесла меня на ваше великолепное судно…
— Пора к психиатру, — поведал полный господин и почесал ершистый затылок. — Впрочем, что касается завязки сюжета к новому роману… Вполне,
Господин в гавайской рубахе глухо безмолвствовал. Он был сухощавый, жилистый, взгляд отличался цепкостью. Можно было не сомневаться, что этот тип здесь самый главный. Остальные тоже помалкивали, предоставляя господину право первому выносить оценки. Появилась возможность рассмотреть эту публику. Дама в соломенной шляпке и песочного цвета платьишке с умеренным декольте смотрела на Турецкого большими круглыми глазами. Она сидела рядом с вышеупомянутым господином и, можно было предположить, имела к нему непосредственное супружеское отношение. Мужчина простоватой наружности с изрытым морщинами лицом нервно сглатывал, моргал. Женщина рядом с ним, в огромных черных очках, с бледным неулыбчивым лицом. Обоим было далеко за сорок. Упитанный господин, о котором уже говорилось — белые брюки, клетчатая рубаха, смутно знакомое щекастое лицо, к которому прочно прилипло выражение жизнерадостности. Особняком сидела молодая девушка с ухоженным вытянутым лицом, лукавинкой в глазах, грудью второго размера, упрятанной за сложносочиненной кофтой-курткой-туникой, с точеными ножками в колготках и забавных тапочках на платформе.
Была еще одна разнополая парочка. Эти двое расположились по правую руку от хозяина «дома» и смотрели на Турецкого, дружно разинув рты. Иностранцы, догадался Турецкий. Дама выглядела экстравагантно. Определить на глаз ее возраст было невозможно. Сухая, как цветок, который год не поливали, волосы иссиня черные, изувеченные мелированием, прямые, как спицы, нос крючком, брови вразлет, глаза под цвет волосам, одета во что-то клоунское — желто-буро-малиновое. Ее ноги покоились на коленях мужчины, худые, с резко очерченными косточками на ступнях. Мужчина терпел, хотя, возможно, испытывал неудобства. Он носил очки в массивной оправе — в нем практически не было ничего экстравагантного, если не обращать внимания на полосатые брюки. Нормальное телосложение, нос картошкой, волосы с отливом седины, странная ямочка в центре подбородка — словно пальцем вдавили.
— Игорь Максимович, я накрыла на девять персон, прошу к столу, — из пристройки между рубкой и палубой, где находилось, по всей видимости, кают-компания, вышла женщина в переднике. И эта особа носила очки — идеально круглые, делающие ее глаза неприлично огромными. Список странностей могла бы продолжить прическа — а ля Дракула из одноименного фильма: волосы, собранные в два тугих горба на макушке, напоминали обрезанные рога.
Женщина пересчитала гостей, обнаружила инородное тело, открыла рот, и глаза ее сделались шире, чем оправа очков.
— Или десять персон? — пробормотала она, — Я, кажется, что-то упустила…
— Данный господин — самозванец, Герда, — хихикнула одиноко сидящая девушка, — самозванцы, как известно, не едят.
«Не стоит, — подумал Турецкий, — все равно вырвет».
— М-да уж, — любитель гавайских рубах задумчиво потер переносицу.
Приоткрылась дверь на капитанском мостике, появилась любознательная физиономия рулевого. Мужчине было около тридцати, он мог похвастаться хорошо накачанным торсом, да и лицо имел такое, с которым не стыдно появиться в женском обществе. Что-то завозилось в районе мачты — разогнул спину коренастый мужчина, с которым Турецкий был знаком «одним глазом» — этому парню тоже не чужда была любознательность. Стало смешно — то никого, то вдруг такое столпотворение. Он пошевелил затекающей ногой — напрягся субъект, отзывающийся на имя Салим. Оскалился Манцевич, пошевелил крючковатыми пальцами. На ум пришел помолодевший профессор Мориарти из фильма про Шерлока Холмса. При взгляде на таких людей невольно задаешься мыслью: а все ли должно быть в человеке прекрасно?
— Представьтесь, пожалуйста, — сухо попросил хозяин яхты.
— Турецкий Александр Борисович, — отозвался сыщик, — мне очень жаль, что так случилось…
— Вас пока не просят извиняться, — резко оборвал хозяин.
— Он выглядит ужасно, но на бомжа он не похож, — предположила дама в соломенной шляпке.
— Душевно принял вчера на грудь, — догадался толстяк Феликс. — Традиционный русский бич. Водку пьют во всем мире, но в России ее едят. Будем снисходительны, господа. У меня тоже в прошлом году был подобный случай. Просыпаюсь утром на ковре — ужас! Ведь ковер на стене висит!
— Снисходительны, Феликс? — процедил хозяин, не спуская глаз с неожиданного гостя. — Хорошо, давайте будем снисходительны.
— Минуточку, — растерянно пробормотал мужчина с морщинистым лицом, — ты хочешь сказать, Игорек, что не знаешь этого человека?
— Ты где-то прав, братишка, — усмехнулся хозяин, — я понятия не имею, кто это такой. Я впервые его вижу.
— О, это так по-русски! — с сильным акцентом сказала дама-иностранка и грубо захохотала. — И почему я с вами, русскими, уже ничему не удивляюсь?
— Ирония судьбы, — сказала одиноко сидящая дама, — или с легким паром.
— Постойте, — нахмурился мужчина, у которого на коленях лежали худые женские ноги. Он знал, в принципе, русский язык, но акцент выдавал его с головой, — ты хочешь сказать, Игорь, что этот человек упал… как это у вас говорят… с неба?
— С дуба рухнул, — пробормотала девушка. — С Луны свалился…
— Вчера его точно не было, — сказала дама бальзаковского возраста в солнцезащитных очках. — Может, он на чем-нибудь приплыл?
«На своих двоих», — подумал Турецкий.
— Но мы уже милях в тридцати от берега… — чирикнула дама в соломенной шляпке.
— Какая прелесть! — засмеялась иностранка.
— Самое время рассказать вашу грустную историю, синьор, — негромко, с паузами Станиславского, произнес хозяин. — Вижу, как вам трудно произносить слова, похоже, вас вчера досыта накормили патефонными иголками, и все же попробуйте. Герда, подождите несколько минут. — Он поднял голову и прохладно улыбнулся женщине со странной прической. — Я думаю, второй завтрак никуда не умчится.
— А жалко, — вздохнул толстяк, — в желудке так урчит.
Турецкий вытягивал из себя слова, словно воду извлекал со дна бездонного колодца. Он поведал, кто он такой, что (и с кем) он делал в Сочи, как ситуация, которой он мастерски владел, внезапно ушла из-под контроля, зашаталась и рухнула под ноги земля… и вот он здесь. Дабы удостоверить свою «знаменитую» личность, он отправил руку во внутренний карман, но бдительный телохранитель не дремал, сжал его запястье. В карман забрался Манцевич, извлек документы, просмотрел, передал хозяину. Пока тот, морща лоб, изучал лицензию и паспорт, Салим обхлопал карманы Турецкого, заставил его встать, проверил сзади, толкнул обратно в шезлонг.