Восемь
Шрифт:
— Извините, — вежливо сказала она, подойдя к мужчинам. — Боюсь, мне не подали сахарина к чаю, а сахар мне нельзя. Нет могли бы вы, джентльмены, поделиться со мной?
— Конечно, — сказал Соларин.
Взяв сахарницу с подноса Гоголя, он достал несколько розовых пакетиков и вручил их пожилой женщине. Она тепло поблагодарила его и отошла от стола.
— О нет…— простонал Гоголь, глядя на лифты. Бродский шагал через комнату, прокладывая путь мимо столиков и цветастых кресел.
— Я должен был отвести вас к нему сразу, как только вы пришли, — вполголоса сказал Соларину телохранитель.
Он вскочил, чуть не свернув поднос. Соларин остался сидеть.
Бродский был высоким мужчиной с хорошо развитой мускулатурой и загорелым лицом. В темно-синем деловом костюме в тонкую полоску и шелковом галстуке он выглядел как европеец-бизнесмен. Бродский подошел к столу, двигаясь уверенно и напористо, словно прибыл на деловые переговоры. Остановившись перед Солариным, он протянул ему руку. Соларин пожал ее, не вставая. Бродский сел рядом.
— Я доложил секретарю о вашем исчезновении, — начал он.
— Но я ведь не исчез, а просто вышел прогуляться.
— По магазинам, да? — усмехнулся Бродский. — Милый портфельчик. Где вы его купили? — спросил он, указывая на портфель, стоявший на полу за креслом Соларина.
Гоголь его даже не заметил.
— Итальянская кожа, — продолжал Бродский. — То, что нужно советскому шахматисту, — добавил он с сарказмом. — Не возражаете, если я загляну внутрь?
Соларин пожал плечами. Бродский положил портфель на Колени, открыл и принялся исследовать его содержимое.
— Да, кстати, кто была эта старуха, которая отошла от стола когда я появился?
— Просто какая-то старая леди, — сказал Гоголь. — Просила отсыпать ей сахарина.
— Не так уж он был ей и нужен, — проворчал Бродский, копаясь в бумагах. — Она ушла сразу, как только я появился.
Гоголь посмотрел в ту сторону, где сидела женщина. Она ушла, и на столике осталась одинокая чашка.
Бродский положил бумаги обратно в портфель и вернул его Соларину. Затем он со вздохом взглянул на Гоголя.
— Гоголь, ты кретин, — обыденным тоном, словно речь шла о погоде, констатировал он.—Наш драгоценный гроссмейстер трижды обвел тебя вокруг пальца. Сначала — когда допрашивал Фиске незадолго до его смерти. Затем — когда вышел, чтобы забрать этот портфель, в котором теперь ничего нет, кроме пустого блокнота, нескольких пачек чистой бумаги и двух книг по нефтяной промышленности. Очевидно, все ценное оттуда уже изъяли. А минуту назад он под самым твоим носом передал эти записи агенту, прямо здесь, в фойе.
Гоголь покраснел и поставил на стол свою чашку.
— Но уверяю вас…
— Не нужны мне твои заверения, — отрывисто бросил Бродский и повернулся к Соларину. — Секретарь сказал, что мы должны установить контакт в течение двадцати четырех часов, или нас отзовут в Россию. Если этот турнир отменят, наша легенда полетит к чертям. Рисковать нельзя. Вряд ли нам, поверят, если мы скажем, что решили задержаться в Нью-Йорке, чтобы походить по магазинам и купить портфели из итальянской кожи, — усмехнулся он. — У вас двадцать четыре часа, гроссмейстер, чтобы выйти на вашего человека.
Соларин посмотрел Бродскому прямо в глаза. Затем холодно улыбнулся.
— Можете доложить секретарю, уважаемый, что я уже получил нужные сведения, — сказал он.
Человек из КГБ молча ждал, что Соларин продолжит. Когда тот больше ничего не сказал, Бродский вкрадчиво поторопил его:
— Ну же? Не томите нас неизвестностью.
Соларин посмотрел на портфель у него на коленях. Потом на самого Бродского. Лицо шахматиста напоминало бесстрастную маску.
— Фигуры в Алжире, — сказал он.
К полудню я вся была на нервах. За это время я предприняла еще несколько попыток дозвониться до Нима, но тщетно. Мертвое тело Сола, лежащее на плите, постоянно стояло у меня перед глазами. Я вся извелась, ломая голову над тем, что означают последние зловещие события и как они связаны между собой.
Я сидела взаперти в своем офисе в «Кон Эдисон», окна которого выходили на здание ООН, слушала новости и смотрела, не появятся ли на площади полицейские машины, когда тело обнаружат. Однако ничего подобного не происходило.
Я позвонила Лили, но не застала ее. В офисе Гарри мне объяснили, что он уехал в Буффало проследить, чтобы при погрузке не попортили меха, и не вернется до поздней ночи. Я думала о том, чтобы позвонить в полицию и, не называя себя, сообщить о теле Сола, но они и так скоро должны были обнаружить его. Сколько может труп пролежать незамеченным в здании ООН?
Сразу после полудня я послала свою секретаршу за сэндвичами. Когда позвонил телефон, я ответила. Это был мой босс Лайл. Его радостный голос вызвал у меня отвращение.
— Пришли твои билеты и маршрут следования, Велис, — сказал он. — В парижском офисе тебя будут ждать в следующий понедельник. Переночуешь там, а утром отправишься в Алжир. Твои билеты и документы сегодня доставят к тебе на квартиру. Итак, все в порядке?
Я сказала ему, что все просто прекрасно.
— Что-то у тебя голос не слишком радостный, Велис. Неужели поездка на черный континент тебя не прельщает?
— Напротив, — сказала я, стараясь, чтобы мой голос звучал искренне. — Мне как раз не помешает сменить обстановку. Нью-Йорк начинает действовать мне на нервы.