мой прадед был артиллеристомс крыши ныне снесенной гостиницыего расчет сбивал неистовосамолеты бомбившие столицуот прадеда остались игральные картыдесятки медалей и автографы тогдашних писателейтеперь я пользуюсь кредитной картойодного из банков страны-неприятелямой прадед хотел погибнуть за Родинуон был характером строг десятка не робкоготак говорила прабабушка вроде быон умер от ракакажетсялевого легкогос медалей Сталин щурится взглядом пижонакогда я лезу в сервант протирать пылькак будто не Сталин убил сколько-то там миллионовкак будто не прадед мой а я победиля боюсь смерти не знаю молитвыв армию я не пойду упаси божекто сейчас помнит день Куликовской битвывсе
победы забудути эту тожено когда в местах где по его желаниюстреляла в небо зенитка снарядом советской кройкив тех местах где стояло могучее зданиеа теперь леса бесконечной стройкив тех местах проходя по грязным ступенямя поднимаю голову в небо синеепотому что мой прадед выжил за это мгновениепотому что меня назвали его именем
клиника
Иванов говорит: «У меня ничего не болит»,А вот Петров имеет зеленый вид,Только Сидоров просто лежит. Молчит.Иванова мы выпишем. Он поедет домой,Подарит коньяк, обнимет детей с женой,И пойдет работать в свой офис, счастливый такой.А вот Петрова мы не выпишем, нет,Дадим ему капель каких, чтобы жил сто лет.Через неделю домой. Суета сует.Только Сидоров нами теперь забыт.Перед ним расступаются пробки, солнце горит.Посмотри скорее, вон он свободный летит.
военно-полевая хирургия
если на нас нападутмы развернем госпитальбудем там ампутироватьруки и ноги бойцамбудем вскрывать черепаи удалять гематомыстанем мы по кусочкамкости лица собиратьесли осколок внедрилсяв полость брюшную солдатаили в грудную полостьили же в малый тазна перевязочном пунктеего вынимать не вздумайпросто перевяжии по этапу отправьесли по нам стрельнутракетой «земля-земля»мы достанем адреналини расчехлим скальпелябудем работать по двадцать часовведь наш противник хитера в коротких паузахбудем ебать медсестерпомню была у меня однав городе Пенджикентсиськи арбузы крепкий задмуж выпивающий ментпомню как в госпитале полевомскинув халат в травуя покрывал ее как быккроет телку в хлевусестры думают лишь о бойцахдаже когда их ебутвот чем мы ответим врагуесли на нас нападуттак говорил переживший АфганАфрику и Чечнютрижды контуженный препод нашя спал на последнем рядуя спал и слышал каждый четвергсквозь чуткий студенческий сонкак он возбуждался при слове «война»и как сокрушался ончто больше не нужен госпиталямскальпель его старикачто если уж ебнут ракетой по намто сразу навернякаа после приняв у студентов зачетон с невозможной тоскойклал бутылку «Охоты» в кармани отправлялся домойснилось ему что несут опятьраненых в лазаретснилась сисястая медсестраи ее на гражданке менти встав без будильника в пять утраон принимал фенибутвот кого мы предъявим врагуесли на нас нападут
«в тот вечер мы кого-то победили…»
в тот вечер мы кого-то победиликричали все кричал со всеми якогда забили нашим я схватилсяза голову как будто это мячшептал пиздец держался за макушкуно вот Аршавин вдарил по мячуи два-один кричали мы с Митяемну а когда забили наши третийя не кричал я встал как будто ятостующийторжествовал я молчав тот вечер мы кого-то победилигудели под окном автомобилии я кричал «Россия! Рос-си-я!»кричали всекричал со всеми яя выпил водки мне тогда казалосьчто я люблю Россию я люблюбуквально каждую березку и травинкуи я кричал «Россия-чемпион!»я в школе был ужасным футболистомкогда я мяч пытался отбиватьто все смеялись ставили в воротано и в воротах я стоять не могя пропускал в другой метался уголне мог отбить и подавать не могкогда играли с параллельным классомто я сказал что ногу потянуля в школе был убогим футболистомно этой ночью я любил футболпускай спустя неделю нам с позоромпришлось покинуть тот чемпионатпотом мы шли с тобою мимо паркамы шли домой и я тебя держалза руку ты меня держалапоскольку я шатался так мы шлимы встретили нетрезвого мужчинув другой бы раз его я обошелно был он с триколором не сдержавшисья прокричал «Россия – чемпион!»мы проходили по микрорайонушумели листья пахло шашлыкоми я любил российскую командуедва ли не сильнее чем тебя
«Я пил Главспирттрест я пил Смирнов…»
Я пил Главспирттрест я пил Смирнов.В Твери наливался настойкой гадкой,Я пил куда-то пропавший ТинькоффИ вечно зеленую «Балтику-девятку»,Я пил граппу, вино и портвейн,Я пил перцовку, закусывая салом,Я пил с теми, с кем пил Евгений Рейн,И с теми, кого уже не стало.Я хлебал ракию, я тянул Малибу,Я хлестал коктейль за семнадцать баксов,Я ставил бутылку на ржавую трубуОдной из улиц Красноярска,Я наливался спиртом, разбавленным физраствором,Я жрал неизвестный напиток на букву «бэ»,Напившись виски, я пел сам с собою хором(Лучше всего выходили песни «Любэ»),Я пил в одиночестве, пил с пожарником,Бухал с мрачным санитаром Димой,Я пил с пограничником и с алтарником,С любимой женщиной и с нелюбимой,Я запивал соком, заедал салатом,По утрам глотал холодную вкусную воду,Я мучился тошнотой, воображая себя солдатом,Боящимся тягот, но все же идущим в пехоту,В пьяном виде я летал в самолете,Писал стихи, разговаривал со своим котом,Играл в бильярд, спал за столом на работе, —Но ни разу, ни разу не думал о том,Что, когда покинет душа моя бренное телоИ явится ангел с блокнотом, сквозь чьи-то всхлипыОн спросит меня не о том, что я в жизни сделал,А только о том, сколько и с кем я выпил.
«пока я таскал на себе свой нелегкий крест…»
Анне Цветковой
пока я таскал на себе свой нелегкий крестглотал транквилизаторы и менял партнершкатался по миру в поисках неизвестно каких чудесмечтал утопиться сорваться с горы наткнуться на ножтак вот пока я тратил себя на этовидел в кошмарах покойников и диких зверейодин еврей-эмигрант с кафедры биохимииМассачусетского университетасинтезировал в пробирке психически здоровых людейэти бляди оказались устойчивы к стрессуу них отсутствовали геныобуславливающие душевную больони посещали крестный ход пятничную молитву и мессуи без проблем метаболизировали алкогольу них оказались способности к стартапами получению взяткиим легко давали кредиты под шесть процентов годовыхученые тщательно изучали их сексуальные повадкии обнаружили полное отсутствие таковыхпостепенно ситуация вышла из-под контролянекоторые особи сбежали вырвавшись из оковстали плодиться бесполым путем на волебыстро создали политическую партию мудакових представители довели сумасшедшихдо полной прострациипоказав им нецелесообразность различной хуйнипутем перепоста картинок и тщательной дезинформацииим удалось убедить что в мире существуют только онипока я мечтал что меня кто-то ждет и ищетпока я игнорировал действительность и бухалэти бляди ели исключительно здоровую пищуи через день посещали спортивный зали вот теперь когда я смотрю в обакогда я осознал где проблема а где хуйняоказалось что этих блядей мало того что – многотак они еще и значительно лучше меня
«ох и боюсь я смерти ох и боюсь…»
ох и боюсь я смерти ох и боюсьоттого я слежу за собой и хожу в бассейноттого из себя изгоняю всякую грустьизгоняю леньдля того я к блядям не хожу и воздержан отвсеразличных шалостей разных опасных грехова когда я пью то на утро не пью и вототтого здоровно она все равно караулит меня кругомв самолете сажусь у прохода она у окнаприхожу в магазин за батоном и молокома на кассе онаобнимаю жену отвернувшуюся к стенеи предчувствую это совсем не моя женаа когда перестраиваюсь на шоссев левом зеркале вижу онаперестань таиться баба ты или ктовыгни спинку намылься дай я тебе польюповернись лицом я с тобою сто лет знакомя тебя люблю
«здесь мы поссорились…»
здесь мы поссорилисья помню ты ушланаверное поехала к отелюа я остался вышел из музеяи стал бродить куда глаза гляделитак и сейчасв Париже есть где сестьно совершенно нечего поестьгудят сирены негры отдыхаюти Сена мимо них проистекаети я иду куда глаза глядятв тот день мы были в Лувре посредиочередной бессчетной галереи