Восемнадцатый лев. Тайна затонувшей субмарины
Шрифт:
Сара, осторожно постукивая молотком, выбила распиравший внутреннюю часть верхнего овала «восьмерки» продолговатый предмет, обросший донными отложениями и водорослями. В серо-зеленом коконе наслоений пряталась ложка с выгравированными на черенке инициалами «М» и «Г».
– Похоже, это начальные буквы имени и фамилии кого-то из членов экипажа, – предположил Сорен, разглядывая находку жены. – Если повезет, мы сейчас узнаем, кто это может быть.
В судовой библиотечке «Ориона» среди десятков книг по морской тематике, в основном справочников, имелись и русские. Одну из них, «Экипажи боевых кораблей КБФ 1941-1945 г. г. Часть третья», озаглавленную «Моряки-подводники», Сорен и принялся листать. В молодости он отслужил срочную в Упсальской школе военных переводчиков, и после года муштры, когда на шведском было запрещено не только разговаривать, но даже думать, довольно неплохо выучил язык вероятного противника.
В разделе «Экипажи средних подводных лодок» «С-28» присутствовала, но вот человека с инициалами М. Г. в списке ее команды не оказалось. Сама «эска» значилась не вернувшейся из боевого похода в августе 1942 года. Согласно книге ей была поставлена задача по постановке мин в Ирбенском проливе. Почему она пересекла Балтику и оказалась у Эланда, неизвестно.
Заинтригованный Сорен отправил за штурвал Сару, а сам принялся страница за страницей листать справочник, заполненный таблицами со списками личного состава подводных лодок КБФ. Краснофлотец с инициалами М. Г. обнаружился на другой «эске», значившейся под номером «27»: старшина-моторист Максим Григорьев 1915 г.р.
«С-27», как и «С-28», вышла из Ленинграда в августе 1942 года с заданием действовать на коммуникациях противника в Аландском море. На базу лодка не вернулась.
Когда Сорен поднялся в рубку и сообщил жене о результатах своих изысканий, та лишь пожала плечами:
– Что тут удивительного? Война. Людей наверняка часто переводили с корабля на корабль, нужно было замещать больных, раненых, убитых. Сомневаюсь, чтобы все это тщательно документировалось, особенно у русских. У них и в мирное время отчетность никуда не годится. Сам сто раз жаловался, когда мы с ними совместную экспедицию в Выборгском заливе проводили.
– Там небрежностей с документами как раз не было, парни занимались очень продуманными приписками. Забыла, чем мы склад на берегу оплачивали? Излишками дизтоплива, – вскинулся Сорен.
Впрочем, он был вынужден признать правоту жены. Действительно, загадка ложки, скорее всего, объяснялась вполне прозаическими причинами.
– Ладно, возьмем ее себе в коллекцию и никому не скажем. Все равно у нас разрешение на подъем только цифры восемь и ничего больше, – определился Сорен.
В целом капитан «Ориона» был законопослушным человеком и много лет вел борьбу в СМИ с подводными грабителями, тащившими с затонувших кораблей все, что представляло хоть какую-то ценность, но самому себе не мог отказать в маленькой слабости: он окружил себя недорогими и не представлявшими исторической ценности столовыми приборами, предметами, напоминавшими о многочисленных экспедициях прошлых лет. Кофе он заливал в алюминиевый кофейник с оттиском орла со свастикой в когтях (память о найденном немецком эсминце, подорвавшемся в 1941 году на мине возле острова Сааремаа), а ел с белой фарфоровой тарелки с клеймом Rorstrand, обнаруженной на камбузе шведского рудовоза, затонувшего в шторм в 1890 году в Ботническом заливе.
2
В Стокгольме поначалу все пошло так, как Сорен и предполагал. Пресс-релизы и снимки подлодки, посланные в газеты и на телевидение еще с борта «Ориона», сделали свое дело. Никто не упомянул о фальшивой стрелке на стене старой церкви. Солидные дневные газеты сдержанно изложили историю успешной экспедиции «известного исследователя и соратника Андерса Франзена» по поиску возле Эланда советской подлодки, о которой ему стало известно благодаря «обширным контактам в России и индикациям местных рыбаков». Как водится, статьи сопровождались комментариями историков и отставных военных, напоминавших читателям о попытках советских подводных лодок в годы последней войны остановить перевозки железной руды из Швеции в Германию. Вечерние таблоиды дали мало текста и много иллюстраций. Содержательная часть была построена с перевесом на современность, причем использовалась та же «колода экспертов», что и в случае с дневными изданиями. Тут комментаторы сосредоточились на послевоенных вторжениях советских подводных лодок в территориальные воды Швеции, что выглядело не слишком логично, но было правильно с точки зрения возбуждения интереса широкой публики, которую больше волнует сегодняшний день, чем дремучая история.
Казалось, все сошло благополучно. Удар был нанесен тогда, когда Сорен уже записал Эландскую экспедицию себе в плюс. Через две недели
Присутствие представителя ВМС объяснилось, когда ведущая перешла к проблеме «частного спонсорства в исследовательской работе, заставляющего уважаемых ученых любой ценой стремиться к яркому успеху».
– Ваша организация финансируется главным образом за счет пожертвований компаний и отдельных лиц, причем доля частных спонсоров постоянно растет, – наставила ведущая свои имиджевые очки (ранее ни в «Робинзоне», ни в «Гладиаторах» Сорен ее в очках не видел) на главу Фонда Балтийского наследия. – Непрофессионалы, дающие деньги, зачастую не могут правильно оценить научную ценность той или иной работы. Они лишь пожмут плечами, взяв в руки, к примеру, этот неброский с виду, но основательный и во многом революционный труд, – ведущая, потянувшись, приняла из рук военмора «Сравнительный анализ конструкций голландских и североевропейских каравелл XVI века» и показала его в камеру, – и охотно раскроют кошельки, если им пообещают найти, к примеру, «Юпитер», набитый золотом и скелетами. Не кажется ли вам, что исследователи, которые ищут всеобщего признания, вольно или невольно обедняют науку, делая из нее своего рода шоу для широких масс?
– Если руководствоваться вашей логикой, то все великие открытия совершили шоумены, будь то Белл со своим телефоном или братья Райт с аэропланом, поскольку они когда-то восхитили миллионы людей, – принялся терпеливо объяснять начавший раздражаться Сорен. Он старался не смотреть на ухмыляющегося «кабинетного червяка» Торнквиста, который явно заранее набил пустую голову спортсменки своими соображениями по поводу «настоящих ученых» и «авантюристов, выдающих себя за таковых». – Если взять морскую археологию, то Андерс Франзен, не имея специального образования, сделал для науки больше, найдя «Вазу», чем десятки так называемых профессионалов, которые годами могут анализировать один-единственный шпангоут, принесенный им в кабинет в чистой упаковке с розовой ленточкой.
Торнквиста едва заметно передернуло. Обломок шпангоута в подарочной упаковке он лет десять назад получил в день рождения именно от Сорена Мореля, который тогда покровительствовал молодому кабинетному ученому и пытался пробудить его к «настоящей жизни». С того момента Торнквист и возненавидел «паяца, не имеющего даже высшего образования».
– Что же касается «Юпитера», – продолжал Морель, – он может стать балтийской «Троей». Это был самый большой, самый красивый корабль на Балтике в XVI веке. Возможно, даже самый большой в мире. Только подумать, что это чудо создали в эпоху, когда еще не знали чертежей! Все делалось на глазок, мастер полагался лишь на опыт и интуицию. Модель корабля – это все, что имелось в его распоряжении. «Юпитер» был трехпалубным и при этом обладал прекрасными мореходными качествами, а ведь даже сто лет спустя трехпалубные корабли были редкостью. Вот тот же корабль начала XVII века, «Вазу», перестроили с двухпалубного в трехпалубный, и он перевернулся. Представляете, какую пищу для работы ученым самых разных направлений может дать «Юпитер»? – Сорен, как всегда, когда заговаривал о корабле своей мечты, вдохновлялся, невольно повышал голос, начинал жестикулировать. «Токовал», как шутливо характеризовала его состояние супруга Сара.
– Хорошо, хорошо, сдаюсь и готова тут же раскошелиться, присоединившись к числу ваших спонсоров, – подняла руки ведущая. – Вы умеете убеждать, и «Юпитер» действительно поражает воображение даже непосвященных людей. Прекрасный объект поисков для организации, финансирующейся на частные средства. Хотя, возможно, эти деньги могли бы пригодиться в более скромных, но не менее важных областях исследований. Не кажется ли вам, что одержимость «синей птицей» плюс желание удовлетворить наивных жертвователей может вскружить голову даже такому уважаемому исследователю, каким являетесь вы, лишив его возможности трезво оценивать ситуацию?