Вошь на гребешке
Шрифт:
– Я всех использовала, даже чужих и незнакомых, - ужаснулась Милена.
– Они платили, а я играла.
Смотреть в сторону разрушенного дома было окончательно страшно. Звать Маришку не получалось, язык отнялся. Зачем спрашивать, кто еще уцелел, откуда вообще все эти люди и что их выгнало из домов в холод худшей ночи года? За стеной во всю рыдала Маришка, её с запозданием нагнал ужас. Рядом Влад, Мишка жив, враги сгинули - можно быть слабой.
– Чей вууд?
– деловито уточнил анг, отвлекая от безделья.
– Что?
Милена наконец встряхнулась, осмотрелась заново,
– Бэль, - шепнула Милена, зная ответ.
– Бэль, ты что делаешь?
– Бэль, - хмыкнул анг.
– Смешно. Вууд носит имя, которое тебя вроде должно подтянуть в Нитль.
– Бэл сказал, когда мы почти провалились, что тут нет смысла в наших законах. Еще обещал: мне понравится здесь. Кстати, сделай милость, подбери мне имя. Я от рождения израсходовал уже три. Быстро живу.
Анг потянулся, ощупал слабое, остаточное плетение потраченого боем доспеха. Вздохнул, покосился на Милену и решительно содрал с неё куртку. Завозился, выдирая остатки крапа из спины - с кровью, резко и без жалости.
– Во, годный корешок. Сколько тут живут люди? Мне ж говорил Влад что-то про среднюю продолжительность, у них много нелепых слов. Хотя... среднюю так среднюю, - кивнул самому себе анг. Поглядел на дом.
– Эй, чей вууд?
– Варвара?
– вздрогнула Милена.
– Чер знает что... Все вы тут, что ли? Тать?
Из подвала выбрался Влад, выволок на руках Маришку, утешая нарочито громко - и украдкой показал ангу: надо спешить, дело плохо. Милена, продолжая смотреть сквозь стену на вууда, снова накинула куртку и побрела туда, куда ей совсем не хотелось идти.
Живая и даже не раненая Варвара выглядела много хуже мертвых: перепачкана в крови по локти, осунулась чудовищно. Хуже всего, что она окончательно спокойна. Драгоценная меховая куртка, которой медсестра недавно так радовалась, без жалости свернута и подсунута под Пашину шею.
Носорог смотрел в ночь так же умиротворенно, как и два человека, не добежавшие до укрытия. В отличие от них Паша еще не остыл.
– Даже в Склиф поздно, - ломким голосом сообщила Варвара, не глядя на Милену.
– Ты говорила про дрянь с добротой. Надо было слушать. Ненавижу... Глупость свою и слабость и все это, и тебя, и...
Слова кончились вместе с запасом воздуха, Варвара задохнулась и притихла, глядя пустыми глазами сквозь ночь, в окончательный мрак без надежды.
Милена нагнулась, тронула Пашину щеку кончиками пальцев. Покосилась на вууда, готового вывернуть границу наизнанку, себя выжечь - но челюстей не ослаблять. Анг протиснулся в щель входа, сел рядом.
– Тридцать лет, если я верно понял это их среднее по возрасту, - глянув на Пашу, сообщил он.
– Так и так надо
Крап немедленно был передан - теплый, подвижный, готовый к работе. Маришка за стеной смолкла, на полувздохе оборвала жалобы - и сразу оказалась рядом. Не глядя ни на кого, серьезно села, закрыла глаза и принялась шевелить губами, без звука - и изливать серебро так внятно и ровно, как прежде не смогла ни разу. Крап встрепенулся, ткнулся в холодную руку, брезгливо тронул русло вены, которое не наполнялось пульсом.
– Не надо меня обманывать, я знаю, ты умеешь лгать, ты ведьма и кого угодно - вокруг пальца, - визгливо, истерично выкрикнула Варвара, сбросив с себя фальшивый покой.
– Он умер, он умер, и никого у меня нет. Бэль там, - сорванным голосом хрипела Варвара.
– Она долго держала их... Я даже поверила, что она бессмертная. А потом бросили гранату. Я оглохла и после всех узнала. Прямо в Бэль, теперь никого у меня нет. Опять. Почему мне не было страшно жить, когда у меня еще не было их? Тогда, в прошлой жизни. До Паши. До Бэль. До тебя, дрянь нездешняя. Дрянь. Грязь. Смерть ходячая.
– Она не думает так, - привычно извинилась за чужую грубость Маришка, даже покраснела от неловкости.
– Просто ей больно. Ты, Миленочка, не плохая. Но тебя так долго не было, мы очень ждали... Я сперва позвонила со станции на мобильный, Тать никто не знал из... этих, она обещала помочь. Только её те, другие, сразу нашли. Пригрозили или важное посулили. Вот... Она помогла им. Мне сказала спешить сюда, а здесь ждали. Вот. Лешенька нас сперва спас, а после его...
– Маришка сжалась и замолчала, глянула на Пашу и беззвучно заплакала.
Варвара тоже заныла, пряча лицо в коленях и монотонно раскачиваясь. Ночь сделалась темнее. Лес окаменел, мир стал прогибаться из плоскости все ниже, подтопленный отчаянием среброточивых. И еще более тем, что одна из них позволила себе сломаться и исчерпать доброту.
– Не годится, - уперлась Милена, нащупала руку медсестры и сжала до боли. Варвара вскинулась, зло зарычала и осеклась, послушно глядя в глаза болотной зелени.
– Позже отругаешь меня. Пока запоминай правила, второй раз не смогу их высказать, я так себе вальз, без опыта. Ты никогда и никому не сможешь пожелать дурного. Почернеет все твое серебро - конец сказочке. Если он уйдет в другую семью, тебе придется и это принять без злости... чтобы дышал. Ты не скажешь, чем это оплачено. Бэль будет при нем, она больше не с тобой. Еще ты...
– Я врач, это необратимо, - сообщила Варвара, вырываясь из-под влияния.
– Не надо лгать.
– Ты врач, - кивнула Милена.
– Сердце должно работать. Займись.
– Это самообман. Я тебе не верю. Никому не верю, ведьма. Ты убила его! Ты одна виновата!
Варвара попыталась встать, завалилась на бок и всхлипнула: она так застыла, что не могла уйти, не справлялась со сведенными судорогой мышцами.
– Правила я сообщила, - утешила себя Милена.
Анг подтянул ближе Варвару, силой усадил, положил её руки на грудину, накрыл своими и резко толкнул Пашины ребра, уговаривая сердце поработать.