Вошь на гребешке
Шрифт:
– Где гости?
– звонко закричала хозяйка Арода за спиной, найдя себе новое дело.
– Где эти ленивые слабаки? Сказано им было: на рассвете!
В ответ 'гости' принялись оправдываться на два голоса. Лэти - а это знал, скорее всего, каждый житель Нитля - обладала самым непоседливым и несносным характером в мире. В любых советах и сборах даймов Арод не принимал участия ни разу во все годы, минувшие от гибели прежнего держателя огнива. Лэти не скрывала того, что совершенно лишена способности разобраться в хитросплетениях игр старых вальзов. Порой она присылала Тоха, до него - старого
– Позже займусь, и внимательно, - пообещала себе Милена.
Пока Игрун двигался к главному зданию, удалось отметить краешком сознания порядок во дворе, многочисленность дозоров на стенах и общее спокойное, сосредоточенное настроение людей. Избыток вальзов: вон у крыльца стоят группой незнакомые, у дальнего на шее, если глаза не врут, тяжелая цепь со знаком. Дайм? Что творится в Файене и сколько тут еще таких же значимых и вполне нежданных гостей? Не важно. Не теперь.
Буг взобрался по лестнице и прошел коридором, умудряясь делать все очень удобно для слабого седока. У дверей каминного зала он лег и жалобно застонал. Терять друга Игрун не желал, и его боль ощущал остро, мучительно.
– Все думают, что я справлюсь, - шепотом соврала Милена.
Она читала настроение встречающих: травница Хрога не верила в лучшее, Лэти кричала и командовала тоже - выплескивая отчаяние... Светл виновато молчал и надеялся на чудо. Пусть. Что они понимают в востоке? И кто им Бэл? Наместник дайма, прорицатель с редкими способностями - тот, кто умеет вести. Он важен для сохранения живого огня, он оберегает привычный миропорядок. Если разобраться, в перечисленном нет ничего, обращенного к самому Бэлу, есть лишь ожидание всевозможной пользы с его стороны.
– Серебро все норовят хапнуть, - буркнула Милена, по возможности грациозно покидая спину буга.
Осталось потянуть ручку двери, проковылять в каминный зал и дождаться щелчка за спиной, отгораживающего от мира и любой его суеты.
Наместник Тэры лежал у камина на теплом стеганом одеяле, накрытый по грудь вторым. Его так долго и старателно лечили, что теперь оставили одного, даже без псахов. Больше не могли ничего сделать, - осознала Милена. Ноги окрепли, своя боль сгинула.
– Бэл...
Милена сразу оказалась рядом, нагнулась к лицу и осторожно, кончиками пальцев, тронула щеку. Теплую. Наместник замка Файен наблюдал Нитль тихо, умиротворенно - со стороны. Он не отзывался на слова, постепенно удаляясь. Он, как случается с прорицателями, уже не отделял быль от видений. Милену полагал видением и улыбался ей - может статься, с тех пор, как Игрун нашел свою знакомую в зимнем лесу. Живую. Теперь она дома и значит, непосильное свое дело Бэл счел завершенным. Перестал сопротивляться.
– Надо себя любить, ну и меня, конечно же. А ты взялся оберегать посторонних прихлебателей, - укорила Милена, припомнив Ружану.
Бэл лежал неподвижно и не отзывался.
– Ослепли все, что ли? Я думала, будет сложно, - возмутилась она, похлопала Бэла по щеке.
– Куда ты денешся от меня? И куда ты, вот что еще смешнее, сбежишь от себя? Хуже Маришки по деликатности: убежден, что всем поголовно должен, от Файена и Тэры - до буга. Глупость, вся эта байка с хищной грибницей просто смешна.
– Милена кое-как сфокусировалась на крохотной, как глазок, искре каминного жара и улыбнулась Файену.
– Восток - это воистину несравненно. Я зрячая в свете души. Только я.
Милена прикрыла глаза, вздохнула и наклонилась еще ниже. Шепнула в ухо Бэлу:
– Удачно, ты далеко-о в небытии. Могу говорить, что угодно. И выслушаешь, и промолчишь. Я всю жизнь старательно презираю тебя, так... проще. Никто не видит, что я завишу от тебя. Оглядываюсь на тебя, когда ищу опору.
– Милена тронула губами щеку больного и зашептала быстрее.
– Нелепый, тощий, ничуть не красивый Бэл, ты на полголовы ниже меня... ты серенький фон для моей несравненности. Чер, почему ты согласен быть фоном? Это ненормально. Это зверски мешает тебя... заметить. Надо провалиться в плоскость, отчаяться и замерзнуть до оледенения на обратном пути, испугаться утраты - чтобы рассмотреть тебя. Проще никак.
Продолжая бормотать все менее внятно, Милена отстранилась, опираясь на руки и слепо щурясь. Едва ли не принюхиваясь, изучила откованный Черной клинок: он как всегда лежал у пальцев правой руки Бэла.
– Восток танцует на клинках, я помню присловье, - Милена повела бровью.
– Но я не знала смысла. Бэл, а ведь для тебя - проверю. И если я не права, ты себе этого не простишь.
Сделав вывод, достойный вальза востока, Милена красиво вздернула верхнюю губу и резко, на выдохе, обхватила ладонью рукоять клинка. Она лишила себя права передумать и испугаться, она укрощала чужое оружие - не назвав себя и не спросив соизволения. Рудная кровь вскипела от негодования, ножны вмиг нагрелись, кожа и нитки с них стали облезать горелыми лохмотьями. Милена невозмутимо прищурилась и сняла изуродованные ножны свободной рукой, отбросила в сторону. Клинок светился, словно его только что выковали, и жар работы еще не иссяк.
– Я права, - проворковала Милена, ласково провела пальцами по лезвию - слегка теплому для её кожи, чего бы ни желал в этот миг разяренный клинок.
– Когда я так окончательно права и в духе, мне никто не возразит. Ты кровь мира? Пусть. Я тоже кровь его, и души людские - сырое железо для моей ковки. Тебя можно создать лишь вдохновением? Меньшее и мне не сгодится.
Милена встала, пошатываясь и едва сознавая свои действия. Ощущая кожей тепло, она поклонилась пламени, и Файен взметнулся, поднялся над углями, мгновение назад - темными. Теперь огонь гудел и танцевал, тянулся многоцветными вьюнами пламени к клинку.