Вошь на гребешке
Шрифт:
– Но всё же, что с Черной?
– Черне от рождения безразличны на чужие планы. Она человек. Она принимает решения сама, без оглядки на прорицания. Даже пророчество ей не помощь и не помеха. Тэра полагала, что воительница пробьется в плоскость, разберется с врагами и поможет тебе вернуться, когда ты станешь взрослым востоком. Но Черна мимоходом врезала кому следует и нырнула много глубже.
– Бэл усмехнулся.
– На нашей памяти никто не лез в логово исподников, на самое дно. Мы лишь держим границу, не более того. Вот уж удивились на дне!
Бэл негромко рассмеялся,
Глазурь лавового стекла обрела глубину. Сознание рухнуло во тьму. Милена часто дышала. На прокушенной губе копилась соленая боль, собственные ногти рвали ладони. Одновременно она была здесь - и там, безмерно далеко, в сажево-пестром вихре мыслей, сил, намерений.
Там Черна достигла дна, спружинила и встала, привычно хмыкнув свое 'интересно'. За спиной воительницы с шелестом распахнул крылья её вууд, взревел полным, взрослым голосом - и дно содрогнулось. Огненно-золотой ящер, одетый в мягчайший пух чера, улыбался исподью всеми неисчислимыми клыками, подмигивал рыже-черными щелями глаз. Втягивал запах исподья ноздрями... Он, кажется, все более воодушевлялся.
Черна смотрела на мир, не для людей предназначенный, старательно изуродованный под нелюдские потребности. Под ногами кипел камень, плавился и снова застывал свежими корками тверди. Истошно выл мелкий, совсем случайный кэччи, он первым рассмотрел вторжение и улепетывал во все лапы, желая выжить, донести весть и тем отличиться.
Время едва ли имело смысл в столь чуждом мире, но и такого - искаженного, его оставалось в обрез, чтобы успеть подстраиваться под закон этого места. Применить дар Нитля людям: возможность неограниченно себя совершенствовать - и выживать. Видеть, хотя нет привычного света. Дышать, хотя воздух густ и едок, лишен знакомого питательного состава. Переносить жар и холод, давление и едкость среды. Черна рычала, азартно торопила себя. Нет времени, совсем нет - зато есть враг. Всё ближе, внятнее дрожит камень под поступью. А надо доделать главное: отсечь связи ваила, чтобы не нашел дорогу вниз, чтобы плоскость, и особенно посещенный в ней мирок, перестала притягивать взоры исподья, для которых ваил - вроде маяка в ночи.
Со связями удалось разобраться до прибытия главных сил врага. Встряхнувшись, Черна хмыкнула и уставилась на готовый строй исподья. Многовато даже для всех ангов Нитля, пожалуй. И шаас тут не один - вон, новые и новые складывают крылья, возмущенно шипят. Заранее празднуют победу, уверенные в своем неоспоримом превосходстве.
За спиной взрыкнул вууд. Его совет был определенно дельным, Черна кивнула и быстро опустила ладонь, позволяя крапу скользнуть в горячий камень. Казалось удивительным: разве тут хоть что приживется? Тут сама жизнь - понятие ложное, быстро истлевающее до сухого пепла.
Шаасы захлопали крыльями, разом поднимаясь в темное небо, завизжали, сплели силу в едином проклятии. Тормозя движения, ослабляя удары, мешая телу приспособиться к негодному миру. Вууд ответно взвыл, высоко и резко, с одного движения взлетел
– Опоздали, - хмыкнула Черна.
Она твердо знала, что связи с плоскостью порваны и, значит, главное сделано. Она справилась. А если справилась с намеченным - победила. От шального веселья сам воздух над кожей светился, разгорался всё ярче.
Враг попер напролом, затаптывая и вминая в горячий камень массой плоти. В этой давильне без жалости сплющивало тела кэччи, хормов... Но исподье не считало потерь. Когда легкие последний раз сдавило, Черна смеялась - сколько сил положено ради неё! И как, оказывается, тут умеют бояться, всей безмерно огромной толпой...
Неуместная радость всё росла, светилась в полную силу, не затеняемая даже болью. Сверху в мешанину уже не боя, а какого-то панического, истошного уничтожения, врезалось нечто рыжее, чудовищно опасное.
Черна теперь наблюдала происходящее с отстраненным интересом опытного мастера, не занятого напрямую в тренировках сопляков. Новый боец - чер, рухнувший в схватку невесть откуда - и с распоротым боком продолжал метаться, не сознавая себя, но кромсая и убивая. Он расшвыривал трупы, рвался, продирался - пока не нашел человеческое тело. Чер заплакал - звук был именно такой. Лег, подгреб тело к себе и замер, забыв о бое. Вууд спикировал из темного неба, осмотрелся и сложил крылья, укутав чера и спрятав голову под крыло.
С некоторого удаления Черна видела, как примчались высшие - ваилы и иные, лишенные телесности, окончательно кошмарные для зрения души. Как эти запоздало потребовали отступить, не добивать врага. Паниковали: почему не сообщили сразу? Кто начал бой? Ведь люди - та еще гадость, живых можно победить, выковырнув из недр их души слабину. Но что делать, если не ломаются при жизни? Это же хуже некуда, это грозит таким, о чем и думать опасно...
Оранжевый пуховый шар, спресованный из человека, чера и вууда смотрелся неуместно посреди бессветного мира с его хаосом и ядовитой, пронизавшей злобой. Шар грелся, менялся. Свечние набирало силу, делаясь подобным солнечному.
Шаасы раскрывали крылья и взлетали, чтобы без оглядки умчаться прочь. Хормы выли и наспех закладывали складки в смежные пространства. Исподье расползалось по этим щелям.
Остатки сознания Черны все полнее сливались с теплым золотом, растворялись в нем. Шар раскалялся добела, наполнялся сиянием. Зенитный луч восстал во всем своем величии, пробив пространства, отправив свет - ввысь, а прочее... Зенитный луч восстал во всем своем величии, пробив пространства, отправив свет - ввысь, а прочее...
– Вот чер, - хрипло выдохнула Милена, когда головокружение усилилось.
Она видела и ощущала душой, как в недосягаемой глубине вспыхнуло солнце, устремило единственный луч верх - и он заполнил колодец ровным сиянием. В слепящем свете стало непосильно разобрать дальнее. Вроде бы крылья шумели и взблескивали мягко, мирно. Они уносили новое создание все дальше - за дно мира, в пространство, для людей недосягаемое. Дно перестало быть. Те, кто населял его, сменили место пребывания.