Вошь на гребешке

Демченко Оксана Б.

– Для меня это слишком, - пожаловалась Милена.

Отодрала ладонь от грани боя, отступила - и охнула, сполна сознавая себя в Нитле. В полушаге впереди - стена сплошного света. Левее и совсем рядом, на грани света и мира, корчится Бэл, не справляясь со своими бессильными ногами.

Как и подобает королю, он встал на грани нового зенитного луча в момент его становления. И теперь был оттуда бесцеремонно выдернут за шкирку - живой, ошарашенный. Критически изучив временно беспамятного короля, Милена энегично шепнула ему в ухо про дураков и идеалистов. Немного успокоилась, оглянулась - конечно, бой иссяк, все стояли и благовейно наблюдали немыслимое. Зенитный луч посреди владений севера. Впрочем, что в Нитле

пространство? Условность. Чуть шевельнется, подвинется - и станет тут срединная земля.

– Как я и сказала, - возвысила голос Милена, деликатно перехватив Бэла под спину, - да здравствует король.

Её услышали и на сей раз отозвались дружно, нестройно и очень радостно. Первым подбежал какой-то южный анг, со смешным почтением принял тело и на руках поволок тощего, полумертвого короля в замок.

Милена повернулась к зенитному лучу и позволила себе, пока никто не видит, сморгнуть слезы, вытереть рукавом. Хотелось рыдать в голос. Она много раз желала Черне всякого, в том числе смерти. Но есть ли в мире хоть кто, способный отвечать за каждую сиюминутную, шальную мысль?

Жутко даже представить, каково это: стоять одной в чужом мире и безошибочно знать, что твой бой - последний, неравный.

В сиянии зенитного луча почудился хмуроватый - и оттого отчетливо различимый в ясности света - взгляд. Милена прищурилась, усерднее прежнего растерла слезы по щекам. Попыталась сосредоточиться, снова поймать взгляд - но он уже сгинул.

От луча исходил жар, снег таял, корни просыпались и опасливо отползали подальше, в прохладу. Милена тоже отступила на несколько шагов - луч накалился до чистого света без оттенков и пек всё горячее. Повернувшись к лучу левым боком, Милена побрела вдоль стены света, придерживая за загривок Игруна: буг остался рядом, переживая за знакомую.

– Тэра, - шепнула Милена, продолжая брести и замечая впереди, у края света, пенек, сгорбленное старческое тело в раскрытом коконе мертвых, иссохших корней.

Прорицательница не отозвалась, не вздохнула. Она так и застряла где-то между жизнью и смертью, раздавленная собственным пророчеством. Милена попросила вслух: нести в замок бережно, вдруг псари или лекари хоть что исправят. Кто-то был рядом и послушался, это уже не имело значения. Вся масса событий и переживаний дня навалилась, Милена сдалась под их натиском, легла на спину буга и позволила тащить себя куда угодно. В отдых.

Глава 31. Земля. Дежурство

Плат, он же Петр Кузнецов. Через год после заселения в плоскость

Человеческие джунгли не так уж сильно отличаются от живого леса. Слабых они лишают людской сущности. Бесконечная доброта высших сил к плоскости позволяет вывертням и дальше оставаться на двух ногах, сохранять подобие человека - внешнее. Даже уходить по последнему корню, наворотив горы ошибок и не расплатившись. Дома правила взрослее и строже. Дома и силы в распоряжении - не детские.

Но здешние правила с некоторых пор нравились Петру. Взять хоть того бугая, что закрыл собой Варвару и остался стыть в сугробе. Живым его Петр не застал, но видел тело. Крепкий мужик, ещё не старый. Для взгляда человека Нитля жутковатый, весь - изнанка, тьма злобы и непролазный бурелом ошибок. Паша позже выслушал вопрос и кивнул - мол, да, настоящий бандит. Грязи на нем - не отмыть, не отмолить. А вот сунулся в чужую беду, явился вмиг по звонку Носорога, любимого недруга, которому он когда-то приходился 'крышей'. В бою не переметнулся на сторону сильных, потому что в нем ещё что-то сохранилось. Пусть извернутая, а верность. Пусть дикие, а понятия о добре и зле. Как будут разбирать деяния бугая в чистилище, если признать действующим механизм местной религии? Ведь простреленной спиной он закрыл последний счет в жизни. Интересно закрыл. Пашке дал возможность удержаться у края, дождаться помощи... А столь же

посторонняя в деле женщина с прозвищем Тать, сознавая меру бесчеловечности тех, кто к ней обратился - польстилась на обещания. Без колебания отдала посреднику чужие жизни. Позже приходила, пробовала всучить деньги и умоляла простить: она, мол, всего-то дала подержать телефонную трубку, она не знала, не понимала... Мариша всхлипывающую Тать выслушала и проводила до порога с ее деньгами и долгами, пообещала с нелепой своей простотой 'не помнить зла'. А только это не закрывает счетов, люди платят сами, и очень глубоко внутри знают закон. От того порой выворачиваются еще скорее и злее в нелюдей. Остервенело золотят купола или коваными заборами ограждают веру от совести.

Продолжая мысленно разбирать парадоксы плоскости, Петр миновал чисто убранный парк, подозвал вууда к самой грани яви, выключая все системы слежения, сколько их есть поблизости. Зоны прогиба плоскости Петр наметил еще полгода назад. Карту забрал друг Василий и обещал 'пробить'. И вот - очередной раз это малопонятное действие вывело на нужный адрес.

Петр дождался, пока охрана закончит бегать в поисках причин отказа техники, бережно придушил двоих сторожей внешнего периметра, устроил отдыхать в сторонке. Направился к парадной двери. Как всегда, в холле ждали. Люди были приличного для плоскости уровня. То есть готовые уложить любого врага: ни эмоций, ни промедления.

Руннар улыбнулся охране. Он обожал ночные вылазки и особенно ценил этот миг: он, вууд, в перекрестье прицелов. В центре внимания.

– Играй, - разрешил Петр, строго добавил: - Но без этой... цыганщины.

Что именно друг Василий именовал 'цыганщиной', анг не понял, но определение счел удобным. Вууд проникновенно взвыл, у хладнокровных профессионалов дыбом встали даже волоски в носу. В главном зале молча вспотело тайное общество избранных. Анг метнулся тенью, неразличимый людям. Поймал в ладонь затылок очередного хозяина или подделки, очень похожей на такового - и подправил положение головы. На обратном пути поддел тело еще живой жертвы незавершенного ритуала и выволок в пустой холл. Следы забав вууда и паники его игрушек устилали пол крошевом стекла, обрывками ткани. Осмотревшись, Петр направился в гардеробную, наугад выбрал длинную шубу и накинул на голые плечи женщины. Она понемногу приходила в себя, норовила снять с глаз повязку и всхлипывала от запоздалого страха. Безропотно позволила сунуть свои ноги в первые попавшиеся сапоги - мужские, огромные для неё. На ощупь приняла купюру.

– На дорогу. Повязку не снимай пока что.

Подтолкнув женщину к выходу, Петр покинул здание следом за ней. Огляделся еще раз, обогнул здание по узкой вычищенной дорожке и попал, как и полагалось по плану, на гостевой паркинг. Некоторые водители остались за рулем, окаменев от улыбки вууда. Одного из таких Петр вытряхнул с сиденья, предварительно изъяв брелок доступа. Усадил женщину на место пассажира. Получасом позже бросил машину в переулке близ площади Трех вокзалов.

– Благодать, под утро пробок нет, - сообщил он свое мнение.

Женщина стучала зубами, всхлипывала. За время поездки она пришла в себя настолько, чтобы вспомнить события ночи и осознать всю случайность выживания.

– Уедешь как можно дальше, - посоветовал Петр, вытаскивая женщину из теплого салона на улицу.
– Поняла? Не вой. Хватило дури сунуться в логово к рабам исподья, так сама и выбирайся. Тоже мне... овечка.

Метро не работало. Бежать по темному городу было по-своему интересно. В стеклах витрин иногда отражался, проявляясь в плоскости, глаз вууда или мгновенный проблеск его чешуи. Руннар любил прогулки по столице. Принюхивался к людским снам, отставал, шало топтался на месте. Вдыхал, зараза такая, кошмары. Особенно он ценил страх разорения и ревность. Впрочем, о вкусах не спорят.