Восхитительная
Шрифт:
– Однажды мы с Берти ели мадленки на пикнике – это было за несколько месяцев до того, как пришло судебное решение, – и Берти сказал: «Когда мы были маленькими, я все пытался выяснить, что же из еды все-таки нравится Стюарту. Мне так и не удалось этого узнать. Но думаю, эти печенья ему бы понравились».
Стюарт улыбнулся. Значит, вот почему он без устали подсовывал ему одно экзотическое блюдо за другим, глядя на брата с томительной надеждой.
Стюарт почувствовал, что глаза наполняются слезами. Он опустил голову. Как можно было допустить, чтобы между ними пробежала черная кошка? Не следовало воспринимать Берти
На лестнице стало темно.
Прошла минута, прежде чем он сообразил – она потушила свечу, которую принесла с собой. Дверные петли слабо скрипнули, и он почувствовал ее запах – дразнящую смесь муки и сливочного масла в неподвижном воздухе.
Ее рука неуверенно коснулась его груди, словно она искала его на ощупь.
– Вам видно, мадам?
Подойдя к Стюарту, она обвила его руками. Он был шокирован, охвачен смущением. Не иначе она решила, что он нуждается в утешении служанки!
Физические контакты в его жизни сводились в основном к рукопожатиям. Конечно, он подавал руку дамам. Даже их близость с Лиззи не заходила дальше поцелуев в щеку. Он не смог бы припомнить, когда в последний раз кто-то обнимал его, обеими руками, крепко, не разнимая рук целую вечность.
И он позволил ей обнять себя. Это уже не казалось ему таким страшным. Было так приятно ощущать тепло ее тела – он не заметил, как замерз, стоя в цокольном этаже в пижаме и наброшенном сверху халате.
Женщина оказалась не так уж мала ростом. Ее макушка приходилась Стюарту чуть выше линии губ – значит, она была среднего роста. Ее чепец пах крахмалом, оборка слегка щекотала подбородок.
– Все в порядке, – сказал он. – Спасибо.
Она слегка передвинулась. Край чепчика прошелся по щеке до мочки уха. Нервная дрожь прокатилась по его телу. Женщина глубоко вздохнула, и он понял, что она хочет почувствовать его запах, запах его кожи. У него жарко забилось сердце.
– И чем же я пахну? – прошептал он.
– Чистюлей, который пользуется французским мылом. Когда она говорила, ее губы почти касались его кожи, он чувствовал теплую влажную волну ее дыхания. Но потом она вдруг прижалась этими губами к его коже, поцеловала в шею. Вся поверхность его тела мгновенно запылала, Стюарт едва понял, куда именно его поцеловали.
Она поцеловала его снова. Не поцеловала, а скорее слегка укусила. Она хотела узнать его на вкус. Прикосновение кончика ее языка было для него как ослепительно белый разряд молнии. И Стюарт ее оттолкнул. Именно приподнял и отбросил от себя. Она ударилась о стену и тоненько пискнула.
– Не надо! – рявкнул он. – Я скоро женюсь! Он не поддастся. Ни за что.
– Простите, – тихо, растерянно сказала она. – Мне очень жаль.
Гордость призывала его немедленно бежать отсюда, чтобы доказать свое моральное превосходство. Но Стюарту, очевидно, не хватало гордости, потому что он не тронулся с места, пытаясь отдышаться, вжимаясь ладонями в стену за спиной.
– Это мне жаль, – сказал он. – Вы ни в чем не виноваты.
Во всем был виноват только он. Не захоти он, и она бы не осмелилась. Разумеется, она знала, что он этого хочет – вожделение так и сочилось из него, как запах крови, висящий над скотобойней. Он мечтал об этой женщине весь день с одержимостью
Она не ответила. Его ухо уловило дрожащий всхлип. Женщина рыдала. Он бросился к ней:
– Вы ушиблись? С вами все в порядке?
Стюарт почувствовал, как она покачала головой. Но на какой из вопросов она ответила своим кивком? Он нашел в темноте ее лицо – мокрые холодные щеки – и попытался утереть слезы.
– Не плачьте. Прошу вас, не плачьте.
Она снова разразилась слезами. Теплые ручейки потекли под его пальцами. Неожиданно для себя самого Стюарт наклонился и поцеловал эти слезы, соленые и горьковатые.
Ее кожа не казалась безупречно мягкой. И что? Все равно что сказать – Елена Прекрасная не умеет вышивать! Это не имело ровно никакого значения. Ведь это была она, ее подбородок, щека, ресницы, щекочущие уголки его губ, ее волосы, одежда и кожа, источающие едва уловимый аромат мадленок.
Женщина слегка наклонила голову, и их губы внезапно оказались в опасной близости. Стюарт даже вообразил, что видит маленькие кружочки пара, выходящие из ее рта. Учащенное, легкое дыхание; запах теплого яблочного пудинга. И он уже пылал страстью, жадно предвкушая грехопадение. – Хотелось прижаться губами к ее рту, ласкать влажный подвижный язычок. Растереть в пальцах восхитительные соски и почувствовать, как они отвердевают. Поднять юбки и предаться всем вольностям, которые она бы ему позволила она бы позволила многое, он был в этом уверен, потому что видел, как дрожит она в сладостном ожидании.
Было бы так легко взять ее прямо здесь. Унять боль, что точила его с того самого момента, когда ее шоколадный крем впервые коснулся его губ. Быстрое, бездумное совокупление, чтобы освободиться от неуместного вожделения, в плену которого он уже и так пробыл слишком долго. Быстрое, бессмысленное, горячее, ошеломительное…
Призвав на помощь последние остатки воли, Стюарт сделал шаг назад, потом еще шаг. Ему скоро вступать в брак с чудесной девушкой, с которой он мило беседовал не далее как несколько часов назад, когда они катались в парке. Эта милая девушка не заслуживает такого бесчестия, чтобы ее жених спутался с собственной служанкой засчитанные недели до свадьбы.
Более того, даже не будь он помолвлен с Лиззи, что станется с его репутацией? Все помнят о его происхождении из вежливости воздерживаются от замечаний по этому поводу лишь до тех пор, пока он не совершил ошибки. Стоит ему связаться с какой-нибудь одиозной особой, как сплетники, многозначительно кивая, вынесут приговор: дурная кровь всегда дремала в нем, дожидаясь своего часа.
– Надеюсь, вы в порядке? – спросил он, стараясь, чтобы его голос не дрожал.
– Все просто отлично. Умоляю, не задерживайтесь из-за меня, – спокойно ответила она.
В ее формальном ответе слышалась повелительная нотка. Поразительно! Как он не замечал раньше, что, несмотря на заметный акцент – она говорила на гортанном южном диалекте французского, – ее речь была безупречно правильной, она ни разу не ошиблась в окончаниях глаголов – во всех временах, от предпрошедшего до сложного будущего.
Вряд ли французские повара происходят из более высокого социального слоя, чем их английские коллеги. Где она научилась грамотной речи? У Берти? Возможно, Берти поправлял ее английский, но учить француженку французскому?