Восход Акроникса

Сорокин Максим

'Храмовники', - мелькнула тогда шальная догадка.
– 'Во имя всех миров, настоящие храмовники!'

Небеса полыхнули огнем, набухнув бурлящей энергией аж до самого горизонта. Три, уже сформировавшихся штормовых венца, стали багрово синими. На их поверхности проступили миражи перевернутых деревьев, плато и водопадов, низвергающимися вопреки всем законам, снизу вверх, формируя целые озера на призрачной плоти небесных гор. Огромные массивы желтых от лучей скрытого солнца облаков, превращаясь в опрокинутую земную твердь, парящую в вышине, рождали все новые отроги и вершины, тянувшиеся ниже и ниже, будто стараясь слить в единое целое мир реальный и иллюзорный.

Викар был на самой

границе пустошей, где редко случались прорывы, а гости с 'обжитых' земель являлись ещё реже. Он оказался настолько захвачен происходящим, что даже не обращал внимания на голос разума, настойчиво требовавший, убираться оттуда как можно скорее. Это был явно не рядовой катаклизм, слишком четкий рельеф и ширина аж до самого горизонта. Тут же, появляется необычайно крупный отряд ловчих, во всеоружии, направляющихся в самый центр зарождающегося безумия, а с другой стороны подходит процессия Храмовников. О последних, вообще было известно только то, что они никогда не покидают пределов своих храмов, если на то не было воли их бога. По крайне мере, так говорилось в Атласе Крига, в разделе, посвящённом Великим Храмам и Пробужденным.

Словно в ответ его мыслям, решив окончательно сделать тот день незабываемым, в вышине, за полупрозрачной пеленой призрачной земли, Викар увидел силуэты огромных крылатых созданий. Яркие росчерки цветастых перьев и всполохи лучей солнца на броневых пластинах, приковывали его взгляд. Каждое из них несло на своей спине тех, о ком он лишь слышал в сказках матери, да видел на барельефах в заброшенных залах подгорного народа. В заоблачных далях, быстро лавируя на волнах высотных ветров, летели удивительные и прекрасные грифоны. На их могучих спинах восседали вооружённые пятиметровыми молниевыми пиками, укутанные в отражённый от их доспехов свет, стройные фигуры. Эльфийские наездники на грифонах - Всадники Шторма. Боги, как же они были прекрасны в совершенстве своего полета.

Как и прежние две процессии, они направились прямиком в центр нарождающегося слияния миров, так про себя окрестил столь могучую Небесную Гору Викар. Та уже первой из своих вершин достигла земли и в момент касания все живое окрест почувствовало, как время меняет свой бег, разбиваясь приливом о невидимый волнорез измененной реальности. Парень видел, что движение его руки, отогнувшей в сторону ветку сноходца, на секунду оставляет за собой призрачную тень - копию её самой, словно стелющийся темный шлейф, мгновением позже растворяющийся в воздухе.

От испуга, что магия изменений каким-то образом коснулась его, он шумно втянул воздух, тут же захлопнув себе рот ладонью. Вздох породил тихий хор голосов, повторявших его в разных тональностях, что разлетелся во все стороны, наполнив мир вокруг молодого человека робкой капеллой. Даже запах изменился, став нежно сладковатым и мягким, как трава молодого луга, усеянного цветами, прекрасными и бесконечно чуждыми этому проклятому, умирающему миру.

Молодой человек не знал сколько прошло времени, пока он наслаждался новыми, незнакомыми ему ощущениями. Казалось, на долю секунды Викар сумел раствориться в окружавшей его красоте и уюте, воспарить над материальным, окунувшись с головой в неведанные ему и столь чарующие чувства. Но, стоило ему обернуться обратно к Небесной Горе, как дрема тут же спала с его разума, лишь звуки все так же были неестественно приглушены.

Там, вдалеке, миры протянули меж собой тугие плети смерчей и молниевых разрядов, сошлись, сливаясь и проникая в глубь друг друга. Сырой эфир перехлестывал через край сияющих жутковатыми ореолами небесных разрывов, рождая штормы, туманы изменений и целые плеяды парящих порождений смерти, сумевших пробиться сквозь истончённую магией завесу в мир живых.

Высоты, пики, плато и сама земля постоянно перетекали сверху вниз и обратно, а вода ручьев и озер, как пойманная между двух реальностей змейка, извивалась в воздухе, огибая верхушки призрачных сосен и каменные дольмены предгорий. Хаос заявил свои права на эту часть материального мира и не нашлось бы сил способных остановить сейчас этот кошмар.

Видимо кому-то показалось подобного недостаточно и в центре бушующего водоворота смерти сошлись три армии, рвущие друг друга на части силой клинков и колдовства. За вихрем агонизирующей земли, который поглотил даже звуки сражения, Викару почти ничего не было видно. Лишь мелькающие крылатые тени, да всполохи серебристых молний говорили о том, что те, кто сейчас оказался в самом эпицентре этого безумия, каким-то непостижимым образом все ещё живы и с энтузиазмом рвут друг другу глотки.

Пасть катаклизма стала смыкаться, давая все меньше места для маневров и не оставляя шансов выбраться из неё участникам побоища. Внезапно, в самом центре битвы, сформировался голубой сапфир силы, который пламенеющей глефой вонзился в тела обоих миров, заставив те ненадолго приостановить свое схождение. В то же мгновение, будто только и дожидаясь шанса вырваться из битвы, в небеса устремился белоснежный грифон, а за ним, словно огромная мантия тянулся призрачный полог Небесной Горы, срываясь лоскутами бурой ваты с перьев создания. Ещё чуть-чуть и оно вылетит за пределы бушующего водоворота.

Викар провожал того восхищенным взглядом, от всей души желая, хотя бы ещё раз в жизни, увидеть подобную красоту, как вдруг, разорвав тугой полог, в сторону уносящегося Всадника Шторма рванулась пурпурная молния, окутанная бахромой темных искр. Видимо, грифон почувствовал опасность и в последнюю секунду сумел отвернуть в сторону, спасая седока, закрыв того собственным телом. В момент удара магической плети по шкуре животного, воздух вокруг наполнился кровавой пеленой, вырвавшейся из распоротого чрева.

Небеса наполнил крик боли, смявший глухую завесу тишины. Грифон заложил умопомрачительный вираж и собрав остатки сил в искалеченном магией теле, попытался планировать к земле. Белоснежное брюхо прекрасного создания стало темно-красным, а полет все чаще норовил превратиться в неконтролируемое падение. Опускаясь все ниже, он, волею судьбы, направлялся к месту, где все это время прятался Викар.

Вскоре тот смог разглядеть, что у животного не только вспорото брюхо, но так же не хватает двух левых лап. И только молодой человек поблагодарил богов, что широкие ветви сноходца до сих пор надежно скрывают его, как животное, неловко взмахнув в предсмертной судороге крыльями, рухнуло на землю. Оно пропахало тяжелым, покрытым резной серебристой окантовкой, клювом борозду в несколько десятков метров, прежде чем могучее тело остановилось в клубах поднятой им серой пыли. Рядом послышался звук удара чего-то твердого о сырую от дождя листву. В тот же момент, в сине-изумрудную маг-траву рядом с Викарианом упало нечто, отдаленно напоминающее тонкую мраморную плитку.

Она была цвета золотистого меда, с вкраплениями темных сот. Внутри тех бурлил и плескался, перетекая по вьющимся меж ними полупрозрачным венам, плотный хоровод жемчужных песчинок. Левый край пластины был сколот, в правом же, зияло небольшое отверстие, обрамленное изнутри красной яшмой. Серебристые крупинки, в нетерпении набирая скорость, носились внутри удивительного камня, заставляя темные вкрапления в его недрах сиять мягким, манящим светом. Не отдавая себе отчета в том, что собирался сделать, парень поднял золотистый осколок и тот, откликаясь на прикосновение, устремил ручейки песка к пальцам молодого человека.