Восход Черной луны
Шрифт:
Глава 16
После смерти Мариулы Арсеньевой с каждым днем становилось все хуже и хуже. Чувствуя близкий конец и волнуясь за будущее сына, она решилась серьезно
— Андрюша, ты уже не мальчик, — строго сказала она ему. — Тебе пора жениться.
Заметив следы скрываемой улыбки на его лице, Анна Сергеевна рассердилась.
— У тебя есть плохая привычка, мой дорогой, ты, слишком долго раздумываешь прежде чем примешь какое-либо решение. Вот и Ляночка уже который день поговаривает о том, что надо ехать догонять табор. А ты, как последний дурак, только пожимаешь плечами и мямлишь какую-то чушь, вроде той, что, мол, надо подождать еще немного, мол, куда спешить… Тьфу! Просто слушать противно! И это мой сын! Как хорошо, что не видит такой нерешительности твой отец. Уж он-то был значительно настойчивее.
— Ма-а! — укоризненно восклицал Андрей. — Ты же сама просила, чтобы я был поосторожней с Ляной.
— Фу, ты! Глупости какие говоришь! Тебе тридцать лет, а ты все выжившую из ума старуху-мать слушаешь. Мало ли какую чушь я несу? Что же ты такой послушный-то у меня? Вот воспитала идеал на свою голову!
— Ничего я и не послушный. И совсем никуда Ляна уезжать не собиралась. Это мы так, единственно чтобы ты не волновалась…
После такого сообщения Анна Сергеевна и вовсе вспылила.
— Ах! Вот оно что! Значит, вы уже все решили и только ждете, когда я умру! А не лучше ли получить мое благословение и спокойно жить-поживать да детей наживать? Может, я тогда еще и внуков успею дождаться.
Услышав слова матери, Андрей возликовал:
— Мама, родная, значит, ты не против?
— А разве у меня есть выбор? Не могу же я отправиться на тот свет, не передав тебя в верные женские руки. Конечно, Ляночка немножко не то, что мне хотелось бы…
Заметив, как — напряглось лицо сына, Анна Сергеевна осеклась.
— Андрюша, она очень хорошая девушка. Умная, неизбалованная, трудолюбивая. Теперь я спокойна за тебя.
— Мама, а как она готовит! Просто пальчики оближешь! — решил окончательно успокоить мать.
Арсеньев и тут же понял, что перестарался и допустил оплошность.
Анна Сергеевна нахмурилась и проворчала:
— Бог с тобой, Андрюша, ну как она там готовит? Пробовала я ее пирожки. Разве после моих ты их можешь есть?
— Да-а, пирожков она, конечно, не пекла раньше, — дипломатично согласился Арсеньев. — Это ей соседка рецепт подсказала. Но Ляна очень старалась, хотела удивить тебя, — поспешно добавил он.
— Ну разве что… Во всяком случае удивить ей удалось, — миролюбивым тоном произнесла Анна Сергеевна. — В общем, несите заявление в ЗАГС, и желаю вам счастья.
— Уже! — радостно сообщил Андрей.
— Что уже? — не поняла мать.
— Уже отнесли! Еще позавчера, — пояснил сын и тут же сообразил, что совершил вторую, еще более непростительную оплошность.
Арсеньева изменилась в лице.
— Что ж, я недооценила
* * *
«Какой же я дурак! — ругал себя по дороге из больницы Андрей. — Ну что бы мне не промолчать? Словно черт за язык тянул: „уже“, „отнесли“, „еще позавчера“… Кому нужна такая правда? Нет, где мои мозги? Куда они деваются, когда я начинаю разговаривать с людьми? Такое иной раз ляпну, сам диву даюсь. Пришли бы завтра, все чин чином, мать бы нас благословила, а на другой день сказал бы, что только что подали заявление. И все было бы прекрасно. Нет, надо было влезть со своей откровенностью. И что теперь? Мать, конечно, разобиделась ужасно… Лежит теперь, бедняжка, одна, переживает, удивляется неблагодарности и черствости своего сыночка. Как плохо все получилось!»
* * *
Анна Сергеевна действительно очень расстроилась. Она не спала всю ночь, размышляя над некрасивым поступком Андрея.
— Как же так? — с горечью думала она. — Всю жизнь я посвятила сыну. Все мои помыслы и желания были связаны только с ним одним. Я чуть ли не молилась на него и что же? Приходит какая-то полуграмотная босоногая девчонка, и я уже не нужна! Неужели она способна любить его так, как я? Нет же, конечно. Так почему же тогда он трясется над ней, с собачьей преданностью заглядывает в ее глаза? Почему готов ради нее лгать родной матери? И как некрасиво лгать! Он же предал меня! Как больно! Как обидно! Как неблагодарно!
Внутри Арсеньевой нарастала ненависть к девушке, вина которой была лишь в том, что она любит и ее полюбили.
От бессонной ночи да от переживаний Анна Сергеевна почувствовала себя значительно хуже, но до прихода сына решила не жаловаться доктору, а держаться молодцом.
Утром, как и условились, Андрей и Ляна показались на пороге палаты. Анна Сергеевна с одобрением заметила перемены во внешности будущей невестки. На ножках девушки, до этого всегда босых, были белые шелковые носочки и голубые туфельки. Скромное голубое платье с белым воротничком сменило броский цыганский наряд. Густые длинные волосы Ляна заплела в косу и уложила золотистой короной вокруг головы. Никаких украшений, ни сережек, ни браслетов, ни монисто. Скромность и простота.
«Надо же! — с восхищением подумала Анна Сергеевна. — Какая красавица! И в этой одежде совсем не похожа на цыганку. А Андрюша какой молодец! Никогда не думала, что у него такой прекрасный вкус. Как девушку хорошо одел. Просто не к чему придраться».
Поздоровавшись с детьми, Анна Сергеевна тут же благословила их, пожелала счастья и полный дом детей.
— Смотри, дочка, не разочаруй меня. Будь Андрюше хорошей женой, — не удержалась она от напутствия. — Он у меня добрый, заботливый. Будь же ему под стать.