Восход черной звезды

Звездная Елена

— О, они в полном здравии, — поддержав его тон, ответила я. — Здоровы ли ваши батюшка с маменькой?

Едва заметно улыбнувшись, Адрас ответил:

— Матушка умерла родами, мне не довелось знать ее. Отец, полагаю, рвет и мечет.

То есть матери у принцев разные… это многое объясняет.

— У вас своеобразный отец, — заметила я.

Принц едва заметно усмехнулся, и поинтересовался в ответ:

— Судя по тому, что мне довелось наблюдать, ваш батюшка был… вождем?

— Королем, — я улыбнулась наивности представлений темных о том мире, откуда кесарь соизволил меня приволочь. — Я — наследной принцессой.

О

том, что более полугода мне пришлось быть действующей императрицей говорить не стала, не то пришлось бы коснуться моей печальной участи жертвы в ритуале переноса.

Но принцу хватило и услышанного, чтобы проявить искреннее потрясение. Он остановился, удивленно взглянул на меня и переспросил:

— Наследной?

Потянув его вперед, так как Эдогару тоже пришлось остановиться, а у меня времени как бы не особо много было, я поинтересовалась:

— Что вас удивляет?

— Вы — женщина! — предельно честно ответил Адрас.

«Да какая с меня женщина?» — устало подумала я. Но ответила все так же благожелательно и сохраняя на лице улыбку:

— В моем мире женщине дозволяется править единолично.

И спустя три шага, добавила:

— Сейчас, когда следуя за своим супругом и повелителем я покинула Рассветный мир, власть в империи сосредоточена в руках моей младшей сестры.

Звучало то как. Красиво звучало… практически правильно, если не учитывать нескольких столь малозначительных фактов, как мое искреннее нежелание ни становиться супругой нашего Великого Бессмертного и Безжалостного, ни тем более покидать мой мир… На миг, всего на один краткий миг представила себе храм Матери Прародительницы, Динара, держащего меня за руку в момент, когда я произношу клятвы, и платье — ярко-красное, в цвет подаренного им кольца… да, я надела бы красное, и распустила волосы на нашу свадьбу, и была бы самой счастливой, самой влюбленной невестой в мире… во всех мирах.

— Вы сожалеете, — неожиданно произнес Адрас, вырывая меня из нахлынувших грез.

Я заставила себя улыбнуться и практически не солгала, сказав:

— Мне не хватает родителей, сестры… друзей. — Улыбнулась лучезарнее и добавила: — А так же министров и секретарей, уже в совершенстве знакомых с моим темпом работы и порядком действий.

И я постаралась не думать, просто не думать о том, как же сильно я хочу вернуться домой. Насколько сильно… Как же безумно я хочу туда, где все родное, все мое, все знакомо и привычно, все…

А в следующий миг со всей убежденностью решила, что подзадержусь. Сильно подзадержусь!

Мы миновали шесть рядов местных мелко хвойных подстриженных так, что напоминали форму огня свечи, и вышли к хозяйственным постройкам.

То, что я увидела далее, описать было сложно…

Я бывала на фермах много раз, на частных, объединенных общим хозяйством гильдии, на королевских… Но мне никогда не приходилось видеть ферм, где разводили… людей! Гоблин раздери — людей!

Стоя на вершине небольшого холма, я с ужасом переводила взгляд с одного загона, где бегали дети от года и до пяти, на другой — от пяти и до восьми, на третий… от восьми и до одиннадцати, не более! Совершенно голые, грязные… как поросята… и даже еду им, кажется, насыпали в корыта… Нет, не кажется — насыпали!

— Они… они хотя бы знают своих… матерей? — с трудом проговорила я.

— В основном да, — Адрас,

и я была ему безумно благодарна за это, тоже явно не одобрял увиденного.

Эдогар же отнесся совершенно спокойно, продемонстрировав, что для него происходящее не является чем-то из ряда вон выходящим.

— Это люди, пресветлая императрица, — вот и все, что сказал мне глава моей канцелярии.

Принц Мрака одарив его неприязненным взглядом, пояснил:

— Несмотря на распространенную у светлых концепцию об отсутствии у людей разума и соответственно семейных уз, в большинстве хозяйств, насколько мне известно, дети проводят ночи со своими матерями.

Я дышала. Спокойно и размеренно. И прилагала неимоверные усилия для того, чтобы по крайней мере выглядеть совершенно спокойно и отстраненно. Затем, поуспокоившись, продолжила осмотр. Загоны с детьми были ближайшими к дороге, затем следовали внушительного размера, на несколько тысяч человек, не меньше, бараки, бараки, бараки… Я насчитала шесть. Последний терялся вдали, и я не была уверена, что за ним не стоит еще парочка.

Повсюду, куда падал взор, простирались великолепно возделанные поля, сады, садики, цветочные клумбы, на которых трудились, не поднимая голов, люди. Люди в рабских ошейниках!

А в следующее мгновение весь вид на ничем не приукрашенное рабство, затмил прекрасный светлый лорд и его многочисленная свита. Пресветлый Ларвейн, а больше просто некому, был лишь немногим ниже кесаря, многим плотнее, и значительно привлекательнее внешне. Великолепные светлые волосы лежали слегка небрежными, но тщательно уложенными прядями, обрамляя аристократическое лицо с совершенно потрясающими синими кошачьего разреза глазами, полным чувственным ртом, выдающимся орлиным носом и почти квадратным подбородком. Я бы сказала, что мужчина был красив, но не сказала бы, что в моем вкусе. Чем-то напоминал лорда Илери, что вызывало лично у меня резкое неприятие. За спиной лорда словно из-под земли возникли пресветлые лорды и леди в сияющих лунно-белых нарядах, а по бокам выстроились дети с цветами. Человеческие дети с белыми рабскими ошейниками и такими же белыми цветами.

Окинув внимательным взглядом всю свиту, я удостоила своим вниманием лорда Ларвейна, который, между тем, совершенно недопустимым образом потрясенно вглядывался в меня. И осознав, что на него смотрят, владетель Лунного дворца, заметно сглотнув, неуверенно переспросил:

— Пресветлая императрица?

— А вы полагаете, ваша несчастная усадьба представляет интерес еще для кого-либо? — издевательски поинтересовалась я.

Пропустив мимо ушей мою язвительную фразу, лорд Ларвейн неуверенно произнес:

— Но пресветлая императрица — человек… а вы… вы пресветлая с черными глазами! Но я не мог ошибиться, я… Вы не императрица!

А самомнение, мужик, тебя погубит.

— Тэхарс! — позвала я.

Огромный дракон, вынудив свиту Ларвейна с визгом броситься в разные стороны, ринулся вниз, а приземлился уже моим телохранителем, едва заметной усмешкой дав понять, как минимум мне, что подобная демонстрация его силы, была не случайна и вообще он ситуацией наслаждается. А я вот не наслаждалась — я смотрела на деток с цветами, которые даже не шелохнулись, продолжая все так же стоять, так же улыбаться, так же держать цветы. Они побелели на порядок, но продолжали стоять на месте.