Восход Эндимиона

Симмонс Дэн

– Ты уходила, Энея. Снова в пустыню. – Девочка кивнула. – Ты беседовала с львами, тиграми и медведями?

Никто не захихикал, не зашушукался. Вопрос был задан вполне серьезно, и все девяносто человек столь же серьезно ожидали ответа. Здесь я должен кое-что объяснить.

Все началось с «Песней» Мартина Силена, написанных больше двух столетий назад. В повествовании о паломничестве на Гиперион, о Шрайке, о битве человечества с Техно-Центром объяснялось, как первые киберпространственные сети превратились в планетарные инфосферы. В эпоху Гегемонии ИскИны Техно-Центра, используя

нуль-порталы и мультилинии, объединили сотни инфосфер в единую, тайную, межзвездную инфосферу, названную мегасферой. Но согласно «Песням», отец Энеи – кибрид Джона Китса – добрался в бестелесной форме до центра мегасферы и обнаружил, что существует еще одна, большая инфосфера, протянувшаяся, возможно, за пределы нашей галактики, – метасфера, в которую даже ИскИны не рискуют заглядывать, потому что она полна «медведей, тигров и львов» – это слова ИскИна Уммона. Эти самые существа – или интеллекты, или боги, кто их разберет, – тысячу лет назад похитили Землю и перебросили сюда, пока ее не успел уничтожить Техно-Центр. Эти вот львы, тигры и медведи были незримыми стражами нашей планеты. Никто из братства никогда не видел ни одну из этих сущностей, никто с ними не говорил, никто не имел твердых доказательств их существования. Никто, кроме Энеи.

– Нет, – ответила девочка, – я с ними не разговаривала. – Она опустила глаза, словно смутившись. Она вообще всегда очень сдержанно говорила на такие темы. – Но, мне кажется, я слышала их.

– Они говорили с тобой? – спросил Джев Питерс. В зале повисла тишина.

– Нет. Этого я не сказала. Я просто… слышала их… Совсем немного, это – как если бы вы случайно подслушали чей-то разговор за стенкой…

Многие заулыбались. Толстыми в домах Талиесинского братства были только наружные стены, а перегородки между спальнями – исчезающе тонки.

– Ладно, – сказала с первого ряда Бетс Кимбол, наш шеф-повар – дородная, рассудительная женщина. – Расскажи нам, о чем они говорили.

Энея подошла к самому краю покрытой красным ковром сцены и оглядела собравшихся.

– Сейчас скажу. У нас не будет больше продуктов и товаров с индейского рынка. Он исчез.

Казалось, в павильоне взорвалась граната. Когда гомон немного стих, вперед выступил Хасан – один самых сильных строительных рабочих.

– Что значит «исчез»? Где же мы будем доставать еду?

Для паники имелись все основания. При первом мистере Райте, в двадцатом веке, лагерь братства в пустыне располагался километрах в пятидесяти от крупного города Феникс. В отличие от висконсинского Талиесина, где во времена Депрессии ученики сами выращивали злаки на плодородных землях, попутно работая на строительстве мистера Райта, этот лагерь полностью зависел от Феникса – ученики ездили туда за продуктами и прочими необходимыми вещами, они выменивали их или покупали на бумажные деньги. Старый Архитектор всегда полагался на щедрость клиентов и жил в долг, из месяца в месяц.

Но рядом с нашим лагерем никаких городов не было. Единственная дорога – две засыпанные гравием колеи – уходила на запад, в пустоту. Я это знал, ведь я облетал окрестности на катере и обследовал на автомобиле. Но километрах в тридцати от лагеря еженедельно собирались

индейцы, и мы выменивали на разные безделушки провизию и подручные материалы. Так было задолго до нашего с Энеей прибытия на Землю, и, видимо, все обитатели Талиесина считали, что так будет всегда.

– Что значит «исчез»? – хрипло повторил Хасан. – Куда подевались индейцы? Они что, все были кибридами, как мистер Райт?

Энея повела рукой. Я уже привык к этому жесту, аналогу буддийского выражения «му», которое в определенном контексте может быть переведено как «не задавай вопросов».

– Рынок исчез потому, что нам он больше не нужен, – сказала Энея. – Индейцы были вполне настоящие – навахо, апачи… Но они живут своей жизнью, у них – свой эксперимент. С нами они торговали… из любезности.

Все загомонили, многие что-то злобно выкрикивали. Когда шквал недовольства поутих, Бетс Кимбол спросила:

– Что нам делать, девочка?

Энея села на край сцены, не желая отделять себя от остальных.

– Братства больше не существует. Этот этап нашей жизни завершен.

– Неправда! – прокричал из глубины зала молодой ученик. – Мистер Райт вернется! Он же кибрид, вспомните! Искусственный человек! Техно-Центр… или медведи, тигры и львы… Кто бы его ни сотворил, они вернут его нам!

Энея покачала головой – печально, но решительно:

– Нет. Мистер Райт ушел. Братства больше не существует. Без пищи и материалов, которые издалека привозили индейцы, лагерь в пустыне не протянет и месяца. Мы вынуждены уйти.

– Куда, Энея? – тихо спросила Пере, одна из самых молодых учениц в Талиесине.

Пожалуй, именно тогда я впервые понял, что все эти люди целиком полагаются на молодую женщину, которую я до сих пор считал ребенком. Когда Старый Архитектор был рядом – читал лекции, вел семинары, устраивал дискуссии в чертежной зале, возглавлял вылазки в горы, требовал для себя уединения и лучшей пищи, – отношение к Энее как к лидеру было не столь явным. Но теперь все стало очевидным.

– Да, – поддержал кто-то из середины зала. – Куда, Энея?

Она развела руками. Тоже привычный жест: «Вы должны сами ответить на свой вопрос».

– Есть два варианта, – сказала она. – Каждый из вас пришел сюда либо через портал, либо через Гробницы Времени. Вы можете вернуться через тот же портал…

– Нет!

– Как?

– Никогда… Лучше умереть!

– Нет! Орден выследит нас и убьет!

Все кричали одновременно. Их слова выражали глубинный ужас. Я чувствовал запах страха, такой запах исходил от животных, попадавшихся в мои капканы на Гиперионе.

Энея подняла руку, и все умолкли.

– Вы можете вернуться через порталы в Священную Империю или остаться на Земле, но тогда вам самим придется заботиться о себе.

Многие облегченно вздохнули – выходит, можно не возвращаться. Я их понимал: для меня Орден тоже стал кошмаром. По крайней мере раз в неделю я просыпался в холодном поту: мне снилось, что я возвращаюсь.

– Но если вы останетесь, – продолжила девочка, все так же сидя на краю сцены, – вы окажетесь в одиночестве. У людей, которые здесь живут, свои эксперименты. Свои проекты. Вы здесь не нужны.